Охрана границы в ХIX и начале ХХ века

[wanderer]

Уважаемые коллеги!

Недавно мне пришлось соприкоснуться с историей организации охраны границы между Российской Империей и Китайской Империей в конце XIX начале ХХ веков. Справедливости ради надо отметить, что данный исторический отрезок нам малознаком и поэтому предлагается, по мере возможности, восполнить этот информационный пробел общими усилиями.

[wanderer]

На связь с нашим Форумом вышла женщина, являющаяся потомком тех людей, которые в числе первых закладывали посёлок Баскунчи и организовывали охрану границы с Китаем в те далёкие годы. Подождём пока она проходит регистрацию на Форуме и затем продолжим разговор по затронутой тематике. В дальнейшем, чем больше мы соберём конкретного материала, тем полнее будет освещён малоизведанный исторический период охраны границы, отстоящий от нас на сто с лишним лет назад!

[Юрий Маренков]

Это здорово! Класная интересная тема получится!Здравия желаю

[Tatiana]

Уважаемые участники форума. Мне очень приятно ,что появился интерес к исторической теме и мне очень важно услышать отзывы и мнение участников форума.Как известно в споре рождается истина,вот возможно и мне повезет и я наконец разгадаю тайну первых поселенцев ,так как история именно этой заставы связана с моими предками Прежде чем начать обсуждение я хочу поместить карту Семиреченской обл. на которой чуть ниже по реке Хоргос в 1888 г образовался казачий выселок Николаевский ныне пос Баскунчи.
На постах по Хоргосу несли службу три сотни и взвод 2-го Сибирского казачьего полка и две сотни 1-го Сибирского казачьего полка.

[Yura86]

Полный список семиреченских казачьих поселений
(станиц и выселков)
(исключая казачьи почтовые пикеты и заимки, где также проживали отдельные семьи казаков)


Наименование казачьего поселения Год основания
1.ст.Больше-Алматинская 1855
2.ст.Мало-Алматинская 1860
3.выс.Илийский (Илийск) 1859
4.выс.Чингильдинский (Чингильды) 1882
5.ст.Каскеленская (Любовинская) 1860
6.ст.Софийская (Талгар) 1858
7.ст.Надеждинская (Иссык) 1858
8.ст.Коксуйская (Кокса, Коксу) 1858
9.выс.Сарыбулакский (Сарыбулак) 1855
10.выс.Царицинский (Будённое) 1882
11.ст.Фольбаумовская (Попутный, Арал-Тюбе) 1873
12.выс.Кугалинский (Кугалы) 1868
13.ст.Карабулакская (Карабулак) 1855
14.выс.Каратальский (Каратальск) 1902
15.выс.Щербаковский (Джангыз-Агач) 1872
16.ст.Копальская (Копал, Капал) 1848
17.выс.Арасанский (Теплокючинская) 1858
18.ст.Сарканская (Сарканд) 1858
19.выс.Абакумовский (Джансугурово) 1868
20.выс.Аксуйский (Акса, Аксу) 1871
21.выс.Басканский (Баскан) 1872
22.ст.Лепсинская (Лепсинск, Лепса, Лепсы) 1855
23.выс.Каргалинский (Александровский, Благодатный) 1894
24.ст.Тополёвская (Теректинская, Котыр-кала) 1873
25.ст.Урджарская (Карабулакская, Урджар) 1856
26.ст.Сергиопольская (Аягузская, Сергиополь) 1847
27.ст.Голубевская (Борохудзир, Коктал) 1872
28.выс.Николаевский (Баш-Кунчан, Баскунчи) 1888
29.выс.Хоргосский (Хоргос) 1882
30.ст.Подгорненская (Киргиз-сай) 1872
31.выс.Чунджинский (Чунджа, Чонжа) 1872
32.выс.Охотничий (Нарынкол) 1872
33.ст.Николаевская (Никольская) 1907
34.ст.Самсоновская (Бурулдай) 1910
35.ст.Белоцарская (выс.Занарынский) (Куланак) 1907
36.ст.Джаланашская (Поливановская) 1910
37.ст.Тастакская (Тастак) 1917
38.ст.Мариинская (Свободненская) 1917
39.ст.Кегетинская (Кегеты) 1917
40.ст.Захарьевская (Бахты) 1918
41.ст.Стефановская (Уч-Арал) 1918
42.ст.Ивановская (Маканчи, Хатын-су) 1918
43.ст.Романовская (Кок-Терек) 1918

По состоянию на 01.01.1917 г. в Семиреченском казачьем войске располагалось 34 казачьих поселения (численность войскового населения – 45307 душ обоего пола).
Выселки Сарыбулакский (упразднён ещё в конце 50-х годов 19 века) и Чингильдинский (упразднён в 1883 г.) просуществовали недолго и были упразднены, с присвоением им статуса обычных почтовых пикетов.
В результате киргизского мятежа 1916 г. ст.Белоцарская (он же - выс.Занарынский) была полностью уничтожена восставшими, казачье население вырезано, а само поселение фактически перестало существовать.
В 1-й половине 1917 года, сразу после февральской революции, были образованы три казачьи станицы: Тастакская (в пригороде г.Верный, на месте крестьянского поселения, образованного в период с 1906 по 1910 гг.), Мариинская (на месте бывшего дунганского села, основанного в 1877 г., население которого после мятежа 1916 г. ушло в Китай) и Кегетинская (на месте бывших кара-киргизских пастбищ).
Во 2-й половине 1918 года в северных районах Семиречья (Лепсинский и часть Копальского уезда), подконтрольных белым частям, в результате т.н. политики, проводимой Войскововым Правлением Семиреченского казачьего войска по «оказачиванию крестьян», четыре крестьянских старожильческих села, основанных в период с 1860 по 1874 гг., были преписаны к казачьему сословию: с.Захаровское (Бахты), с.Стефановское (Уч-Арал), с.Ивановское (Маканчи) и с.Романовское (Кок-Терек) и возведены в степень казачьих станиц.
По данным Шендрикова И.Н., представителя Семиреченского казачьего войска в Ставке адмирала Колчака, на конец 1919 года на войсковой территории СмКВ числилось около 50 000 душ обоего пола, проживавших в 37 казачьих поселениях.

[Yura86]

“Кара кытай каптасы, сары орыс экендей болар” - навалится черный китаец, рыжий русский отцом покажется.
(казахская народная поговорка)

Можно смело утверждать, что казахстано-китайские отношения на современном этапе требуют пристального внимания как в ретроспективном так и в перспективном плане. С самого начала установления дипломатических отношений (3 января 1992), китайская сторона активно муссировала пограничный вопрос. После официального визита в КНР Президента Назарбаева в конце 1993 года напряженность несколько спала. Затем, в апреле 1994 года последовал ответный визит китайского Премьера Госсовета Ли Пэна, в ходе ко-торого было наконец-то подписано долгожданное "Соглашение о казахстано-китайской границе". Данный факт позволил Президенту Назарбаеву уверенно заявить, что "достигнута историческая договоренность, юридически закрепляющая казахстано-китайскую границу" (2). Далее последовал обмен визитами Цзян Цзэминя (июль 1996) и Ли Пэна (сентябрь 1997) в Алмату и ответные - Н.Назарбаева (февраль 1997) и Н.Балгимбаева (май 1998) в Пекин, затем опять визит Цзян Цзэминя в Алма-Ату (июль 1998) - получившие, как положено, восторженное освещение прессы. Но при ближайшем рассмотрении подобный оптимизм кажется несколько преждевременным. Для того, чтобы выяснить насколько обоснованы притязания Китая на ряд казахстанских территорий (наиболее часто упоминались 11-ть спорных участков), необходимо рассмотреть "территориальную проблему" с самого начала ее возникновения.
Начнем с небольшого экскурса в историю международных отношений государств Центральной Азии. Как известно, этот благодатный регион никогда не был областью этнического обитания китайцев, хотя с древнейших времен притягивал взоры различных правителей "Срединной Империи". Менялись народы, государства и цивилизации - только натиск с востока не ослабевал никогда. Несколько раз на весьма продолжительное время китайцам удавалось подчинить себе большие Центральноазиатские пространства (в I-м веке до н.э. -- III веке нашей эры при династии Хань, VII-м веке н.э. - во времена династии Тан). В указанное время границы китайских владений действительно охватывали большие районы современного южного и восточного Казахстана, вплоть до Аральского моря, что, впрочем, никогда не отрицалось и не отрицается серьезными учеными, как советскими, так и представителями исторической науки "новых независимых государств" (3). Крупные военные походы предпринимались также в VIII и XIII веках н.э., не говоря о весьма частых небольших, по китайским масштабам, военных экспедициях. Причем в "русло китайской истории", как пишет М.В.Воробьев, "с неизменной последовательностью вводилось все, что происходило в китайской и околокитайской ойкумене, независимо от того, осуществлялось ли это в Китае, для Китая, против Китая или в связи с Китаем. Китайцы считали себя единственными распорядителями мира" (4).
При этом следует учесть, что далеко не всегда инициатива военных действий исходила из Поднебесной империи. Это признают и авторитетные казахстанские ученые доктора наук А.Кадырбаев и К.Сыроежкин: "...будем справедливы, не только Китай выступал инициатором военной экспансии. На протяжении тысячелетий и Китай подвергался экспансии со стороны кочевых народов Центральной Азии, этнических предков казахов..."(5).
Естественно, говорить о границах точного распространения китайской государственности во время этих завоеваний не приходится по трем причинам: 1) четкие границы в те времена просто не проводились технически; 2) многие территории признавали свою зависимость, степень которой современное международное право не в силах установить; 3) кратковременное завоевание и обладание данной местностью на один-два дня (месяца), что часто встречалось в древности, вовсе нельзя отнести к подлинному "владению". Кстати, опираясь на последний аргумент некоторые китайские историки поговаривают о "древних" границах Китая достигающих пределов Северного Афганистана, Ирана, вплоть до Российского Причерноморья (6).
До середины XVIII века говорить о границе между Россией и Китаем в Центральной Азии, вообще, и в Казахстане, в частности, не представляется возможным, так как существовало Джунгарское ханство - геополитический буфер между двумя великими империями. Россия, за всю свою историю не имела с Джунгарией не только договора о границах, но и какого-либо полноценного международного соглашения. Китай же отказывал джунгарам в полноправном сотрудничестве по причинам "варварства" и "дикости" последних. Хотя Буринский договор о российско-китайской границе от 20 августа 1727 года обозначал линию прохождения госграницы применительно к крайнему северо-востоку современного Казахстана - Восточно-Казахстанской области, но, подчеркиваем еще раз - эти земли фактически находились под контролем джунгар.
При этом, прохождение границы фиксировалось более чем приблизительно: "По вершинам тех хребтов держаться и по середине разделить и за границу причесть; между ими попереч какие хребты и реки прилегли, хребты и реки пополам пересеч и равномерно разделить" (7). Как "пересеч пополам" реки и хребты, если по состоянию тогдашней географии часть их еще не была открыта, а все остальные не измерены и описаны, в договоре, естественно, не говорилось. Тем не менее Буринское соглашение целиком вошло в Кяхтинский мирный договор (1728 г.), на основе которого была сделана демаркация границы, сооружено около сотни т.н. "пограничных маяков".
Почти одновременно с событиями вокруг Буринского и Кяхтинского договора Россия начала движение на джунгарский Алтай. Петр I узнав об открытии золота в Малой Бухарии (другое название Восточного Туркестана) поспешил тут же снарядить на поиски его экспедицию. В 1716-19 годах два отряда, полковника Бухгольца и генерала Лихарева, продвигаясь вверх по реке Иртыш форсировали Зайсан и проникли на 80 верст вверх по Черному Иртышу. Джунгары протестовали и пытались оказать военное сопротивление, но основная часть их сил в это время была занята войной с Китаем и расширение российских владений прошло без больших боев и потерь. Столкнувшись главным образом с географическими препятствиями “конкистадоры” Бухгольца и Лихарева остановились. Отправенные в Джунгарию посольства капитана Унковского (1722-24) и майора Угрюмова (1732), в задачу которых и входило закрепление “новой границы” России на Алтае закончились безрезультатно. Джунгарские контайши отказались признать российские завоевания, а Галдан-Цэрен в начале 1740-х даже объявил мобилизацию намереваясь вернуть земли силой. Каждый джунгарский правитель категорически требовал от России убраться с Алтая и срыть укрепления, прежде всего – Усть-Каменогорскую крепость. Настаивал на этом даже последний контайши Амурсана, не ведая еще, что закончится его жизнь изгнанника в приютившем его российском Тобольске.
Накануне разгрома китайцами Джунгарского государства граница последнего с Россией на западе проходила по реке Иртыш до впадения в нее реки Бухтармы, далее по правому берегу Бухтармы в общем направлении на северо-восток до известного погранзнака Шабан-Дабага. Причем граница эта была весьма условна – никакими юридическими документами не закрепленная и не подтвержденная (8). Готовясь к последней войне с Джунгарией и “окончательному решению” джунгарского вопроса Китай впервые! прислал в 1731-32 году послов в Петербург. Причем подряд сразу два посольства. Послы в обмен на невмешательство России в центральноазиатские дела предложили поделиться джунгарскими землями.
Однако не обремененная государственным умом императрица Анна Иоанновна не смогла сформулировать своего интереса в данном регионе. Российский МИД (точнее – Коллегия иностранных дел), напротив, имел четкую позицию – никаких совместных с китайцами договоров о расчленении Джунгарии не подписывать, стараться сохранить последнюю в качестве естественного буфера с Поднебесной Империей. Русско-китайские отношения того времени осложняла историческая память об эпопее Албазинского “сидения”. Еще в 1647 году казаки атамана Хабарова основали на левом берегу Амура острог Албазин, который с беспримерным героизмом обороняли до 1688 года. Китайцы дважды, в 1667 и 1685 годах брали и уничтожали крепость до основания, но упорству сибирских первопроходцев можно позавидовать – казаки восстанавливали стены и вновь отбивались от многотысячных маньчжуро-китайских отрядов.
В новое время китайская экспансия на запад открывается кровопролитной войной 1756-59 годов - знаменитым разгромом Джунгарии, после чего под власть богдыхана окончательно перешли территории современного Синьцзян-Уйгурского автономного района (тогда же появилось само название Синьцзян - "новая граница, территория") КНР. Местное полиэтническое население встретило пришельцев крайне недружелюбно, видимо в соответствие их поведению и политике. Три века охватывает беспрерывная череда восстаний -- 1765, 1826, 1830, 1847, 1862-78, 1911-12, 1931-33, 1944-46. Трижды власть китайцев свергалась вообще и создавались свои государственные образования: Дунганский Султанат (столица в Урумчи), Таранчинское (Кульджинское) ханство, государство Джетышар и др. (существовали в 1860-70-х гг.) и Восточно-Туркестанская Республика (июль-декабрь 1933, ноябрь 1944 - июнь 1946 гг.).
К сожалению, свергнув и перебив китайцев местное население Восточного Туркестана всякий раз не могло создать нормально функционирующей государственной машины. Тут же начиналась внутренняя борьба за власть и национальная вражда между уйгурами, дунганами, казахами и киргизами составлявшими основное население края. Так выдающийся русский путешественник Н.М.Пржевальский посетив в первой половине 1877 года пределы независимого Джетышара и неоднократно встречавшийся с его главой Якуб-беком сделал исключительно верный краткосрочный политический прогноз – “резюмируя всю сумму наблюдений и впечатлений, вынесенных мною из шестимесячного пребывания в Джеты-шаара, можно придти к следующему… выводу: царство Якуб-бека падет в близком будущем. Вернее всего оно будет покорено китайцами… если этого не случится… внутри самого Джеты-шаара неминуемо вспыхнет восстание, для которого имеются, даже через край, все готовые элементы, но которое теперь задерживается военным террором и общностью мусульманского дела в борьбе против китайцев” (9). Бессмысленной и немотивированной жестокостью получившие власть местные правители отталикивали от себя, как собственный народ, так и государства, желавшие было вступить с ними в цивилизованные международные отношения. В июле 1870 года в городах Кашгарии вырезали практически всех иностранцев потому как прошел слух – “французские сестры милосердия, которые берут к себе на воспитание детей, выкалывают им глаза, чтобы получить необходимую жидкость для изготовления фотографических портретов” (10). У суверенного правителя города Кашгара Хаджи Валихан-тюри было любопытное хобби – строительство пирамид из человеческих голов. Украшением одной из таких пирамид по праву стала в 1857 году лохматая и бородатая голова известного немецкого путешественника Адольфа Шлагинтвейта (11). Другого, на сей раз английского первопроходца Гэйарда ждала не менее трагическая участь – его в августе 1870 года забили камнями по приказу владетеля города Ясина Мир-Валли-хана (12).
Хотя, с другой стороны, нельзя все мерить евроцентристскими мерками. Ведь, как совершенно справедливо отмечает российский правовед-международник Е.К.Силин – “межгосударственные отношения в Азии не знали таких институтов, которые позволяют (как это имеет место на Западе в целом, и прежде всего в евроатлантическом регионе) приступить к решению проблем и конфликтов мирным путем на основе норм международного права” (13).
Каждый новый разгром сепаратизма не приносил ничего, кроме истребления его участников, однако, вплоть до 1949 года численность китайского населения в Синьцзяне не превышала 4-х % (14). Последнее свидетельствует о том, что Китай долгое время был не в состоянии "переварить" захваченную территорию, а мужество "синьцзянцев" во многом спасло от подобной участи соседние народы. Хотя, не исключено, что за внутренними беспорядками и неурядицами, которыми так богата китайская история рассматриваемого периода, у правителей "Поднебесной империи" просто не дошли руки до далеких окраин.
По понятным причинам определить точную границу китайских владений в Центральной Азии того же 1759 года невозможно. Это была не строго определенная черта, а, своего рода, линия фронта с еще незавоеванными кочевниками, односторонне определяемая подвижными конными аванпостами и редкими заставами. Очерчивались рубежи скорее географически - крупными труднопроходимыми для войск преградами, в данном случае - горами Алтая, Джунгарского Алатау, Тянь-Шаня. Между гор, в долинах, складывалось шаткое равновесие, с обеих сторон не прекращались бои местного значения, дальние разведывательные экспедиции. Китай готовился к новому прыжку в Центральную Азию и только изменение исторической ситуации, а именно - вспыхнувшее антикитайское восстание в Восточном Туркестане, уберегло Казахстан от окончательного завоевания.
Государственные границы Казахского ханства того времени также вызывают большие споры, как в методологическом, так и чисто практическом, планах. Прежде чем вступать в идеологическую полемику необходимо с позиций исторической науки определиться в следующих вопросах: во-первых, можно ли кочевое общество, как таковое считать государством; во-вторых, если оно таковым являлось, то было ли: а) независимым, б) централизованным, в) жизнеспособным?
Однозначные ответы на эти вопросы мировая наука не дала, большинство исторических исследований современных казахстанских ученых в расчет браться не могут по причине явной ненаучности.
Как бы то ни было, на развалинах покоренной Джунгарии (переименованной в Бей-лу) в 1758-м году завоевателями было образовано 7-мь административных округов, объединенных в т.н. Илийское наместничество. Причем три округа - Или, Тарбагатай и Кур-кара-усу, частично занимали и земли казахстанского Семиречья и Алтая. Как пишет русский военный историк А.Н.Куропаткин, указанные территории ежегодно обирались данью двумя китайскими караванами. Один выходил из Илийской долины, второй следовал с Алтая, встречались они в долине близ современного Аягуза (райцентр Семипалатинской области), где обменивались специальными таблицами учета полученного, затем возвращались, поменявшись дорогами и таблицами проверяя честность друг друга (15). То же самое подтверждает и Чокан Валиханов, дополняя: "отряды эти назывались разъездными, а путь их следования - разъездной границей" (16).
Стремясь во что бы то ни стало удержать новые земли, император Цяньлун отверг многочисленные просьбы казахских владетелей вернуться на старые кочевья. Историк Б.П.Гуревич считает, что именно с целью оттеснения казахов подальше от границ Синьцзяна и была основана упомянутая разъездная пикетная (караульная) граница (17). В 1884-м году по новому административному делению была образована провинция Гань-су-синь-цзянь (Новая линия) со столицей в городе Урумчи, которая включила в себя 2 пограничных округа: Илийский и Тарбагатайский, и, примерно, соответствовала границам современного Синьцзянь-Уйгурского автономного района.
Для освоения территорий Китайское правительство прибегло к проверенной тактике поощрения миграции на "новые земли". Так как мигрантов не хватало, стали принудительно отправлять ссыльных и каторжников, которых вскоре стало так много, что они образовали своеобразное этно-сословие - "шанпань" или "чанпань". В административном порядке были переселены 8-мь полков (с семьями) двух маньчжурских народностей: солонов и сибо а также родственные им урянхайцы на Алтай и монголы-чахары в долину реки Боротолы. Они своей военной организацией, льготами и правилами несения службы очень напоминали российских казаков. Штаб-квартирой "хожуртая" - полкового командира сибо был город Хоргос, солоны разместились поблизости. Как пишет выдающийся этнограф и геополитик Фридрих Ратцель: "когда китайцы завоевали ее [Илийскую область - прим. автора] в середине прошлого столетия, они нашли ее почти безлюдной. Они приступили с особой энергией к ее колонизации, которая в короткое время создала здесь такую пеструю смесь людей, какая редко может быть создана искусственно в другом месте" (18).
В точных цифрах этнодемографически Илийский край на конец прошлого века выглядел так: таранчи (уйгуры) - 40 тысяч человек, ; сибо и солоны - 20 тысяч; китайцы (в большинстве своем "чанпань" и их потомки) - 10 тысяч; солдаты и офицеры - 3.500; и "кочевники" - около 50 тысяч человек, главным образом джунгары-калмыки (18 тыс.), киргизы-буруты, казахи и монголы (19).
Отношение китайцев к границам сопредельных государств того времени, а в широком смысле и международному праву как таковому, можно проследить по известным указам императора Цяньлуна: "Дардана [китайский полководец, прим. автора] не послушал совета Цэрена отвести войска и двинулся в наступление на казахов. Такой наступательный порыв вызывает наше императорское одобрение....Необходимо продумать план наступления: нанести ли внезапный удар, используя силу, или же выждать прибытия подкреплений и тогда уже схватить и уничтожить казахов..." (из распоряжения от 24 мая 1756 г.); "Если изменник Амурсана [последний джунгарский правитель] подается к русским и перейдет на их территорию, великая армия должна преследовать его по пятам и схватить....Приказываю Чэбудэн Чжабу во главе армии вступить в пределы России и схватить его и бежавших с ним" (из указа от 7 июля 1756 г.) (20). При этом китайского императора совершенно не волновал тот факт, что “хватать” и “уничтожать” непокорных казахов и джунгаров предполагалось на российской территории.
В условиях нарастающей китайской экспансии казахские ханы просто вынуждены были признать свою зависимость от Цинской империи. Ч.Ч.Валиханов пишет об этом так: "в 1756, 1758 и 1760 годах китайские отряды вступили в земли киргизов [казахов, прим. автора] Средней орды. Владетели киргизские: Нурали - хан Малой орды, Абульмамет - Средней и Аблай - спешили войти в сношения с Поднебесной империей. Аблай в 1756 году признал себя вассалом богдыхана и получил княжеский титул", в знак покорности "послал аманатом [фактически - заложником] в Пекин своего сына Адиля, но богдыхан, довольный покорностью Аблая возвратил Адиля к отцу с богатыми дарами и милостивой грамотой", при этом "по мере сближения с китайцами Аблай явно стал избегать сношений с Россией, [подданство которой принял несколько раньше, прим. автора] и в 1771 году, избранный ханом не хотел ехать на русскую границу для принятия присяги, говоря, что он давно утвержден в своем достоинстве народным избранием и грамотою "сына неба" (21).
Китайские историки, кстати этнические казахи, авторы вышедшей в 1989 году в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР книги “Казакстаннын коне тарихы” (“Древняя история казахов”) описывают эти события так: “В 1757 году, седьмого июня, на восточном берегу озера Балхаш на берегу реки Аягуз послы хана Ежена (так казахи титуловали китайского императора – прим. автора) в первый раз встретились с ханом Абылаем. Во время встречи Абылай-хан вручил им письмо на имя хана Ежена, где сообщалось, что он вместе со своим народом подчиняется ему и принимает его подданство” (22).
Однако современный казахстанский историк Калибек Данияров однозначно утверждает, что “такого письма не было”, а во время встречи, напротив, “китайцы уступили Аблай-хану и согласились с границами, которые имеет Казахстан в настоящее время” (22). Правда, в другом месте своей книги К.Данияров дает несколько иную трактовку – после победы над джунгарами в 1746-47 гг. “вся казахская армия была переброшена на южные склоны гор. Жанибек-батыр занял долину Черного Иртыша до его верховьев… Кабанбай-батыр занял… Джунгарские ворота и перевалы между современными Бахты и Шауешеком (Китай). Богенбай и Наурызбай батыры заняли долину реки Или в районе современного Жаркента и Хоргоса (Китай)” после чего “китайцы не решились начать еще одну войну… и пошли на признание границ Казахского ханства по тем местностям, где располагались казахские войска. В дальнейшем Россия пойдет на уступки перед Китаем, согласовав с ним границы Казахского ханства, ставшие впоследствии границами Республики Казахстан” (23). Тем самым, неподготовленного читателя необоснованно подводят к мысли о том, что: во-первых, Казахское ханство выступало равноправным субъектом международных отношений по отношению к Цинской империи; во-вторых, именно Россия “уступила” казахские земли с таким упорством отвоеванные батырами Абылай-хана.
Более того, авторитетные казахстанские специалисты, в частности профессор, доктор исторических наук Жанузак Касымбаев, на основе каких-то только им известных фактов даже пришли к убеждению о дружественности казахско-китайских отношений того времени: "Как могли быть историческими врагами [казахов] маньчжуры-цины, которым добровольно присягал великий предок казахского народа Аблай" (24). Совершенно справедливо подметил в этой связи, российский ученый Владимир Моисеев (автор наиболее фундированного исследования по данной теме “Джунгары и Казахское ханство”, - подобные констатации "удивительно совпадают" с "трактовками данной проблемы маоистскими историками 60-70-х годов" (25).
Руководствуясь древним китайским принципом – “присвоение титулов капитулировавшему чужеземному хану зря не пропадет” (26) китайское правительство проводило в отношении Аблая и его ближайших преемников покровительственную политику, не без оснований рассматривая их своими подданными. Достаточно регулярно (в 1760, 1761, 1762, 1765, 1767, 1769, 1776 гг.) отправляя с дарами посольства в Пекин Аблай демонстрировал, тем самым, свою зависимость от Сына Неба (степень и форма вассалитета требуют специального и подробного исследования). Другой известный исследователь – доктор исторических наук, заведующий отделом Казахского института стратегических исследований при Президенте РК К.Ш.Хафизова на основании широкого круга источников дает свою трактовку – “китайская мироустроительная система не признавала равноправных отношений с каким бы то ни было государством… институт службы китайскому государству предусматривал присуждение китайских воинских званий и чиновничьих рангов иноземцам в зависимости от степени их знатности, важности выполняемых ими дипломатических миссий, а также политического значения, которое придавалось его стране” (27). Значит, казахские владетели принимая китайские титулы и ранги – разноцветные шарики на головной убор - все-таки поступали “на службу” Цинскому двору. Отметим, что наиболее преуспели в этом султаны-правители пограничных с Китаем земель – султан Сарт-Южин получил титул “гуна”-князя Цинской империи, который имели даже не все представители правящей в Пекине династии, другой султан – Ерали около 1770 года удостоился чести стать “Придворным рыцарем” императора Цяньлуна (28).
Следует отметить, что целиком и полностью соглашаясь с основным текстом К.Хафизовой никак нельзя согласиться с предлагаемыми автором выводами – “благодаря дипломатическим связям с Пекином”, казахам удалось сохранить за собой “колыбель казахской государственности” – Семиречье и “распространить свои кочевья вверх по рекам Или и Иртыш до их истоков”. И главное – “поддержание политического баланса между Цинской и Российской империями продлило статус казахских ханств почти на столетие”!? (29).
На наш взгляд гораздо ближе к истине прямо противоположные выводы – 1) оказав помощь Китаю в разгроме Джунгарии казахи, тем самым, лишились естественного буфера отделявшего их от “великого соседа”, почти аналогичная политика в отношении башкир привела к потере буфера с Россией; 2) политикой перманентного балансирования (фактически – двойного вассалитета) по отношению к России и Китаю, хан Аблай поставил свою страну и народ в положение кондоминиума – совладения Китая и России; 3) колебаясь в приоритетах от Пекина к Петербургу и обратно Аблай утратил доверие к себе обоих партнеров-“патронов”, которые в итоге стали рассматривать его политику через призму не политических, а морально-нравственных критериев: Аблай – наш “неверный союзник”, вот рефрен почти всех российских сочинений о Казахстане в прошлом и начале нынешнего века; 4) “политическая неустойчивость” Аблая и его преемников подвигла Россию к решительным и однозначно силовым действиям – упразднению ханской власти, аресту и ссылке внука Аблая Губайдуллы, тем самым “прокитайская дипломатия” деда, скорее не увеличила, а сократила срок жизни казахской государственности.
Естественно, все эти выводы базируются на достаточно глубоком изучении источников, тематика данной работы не предполагает более обширного освещения данного вопроса.
Во всяком случае, при отсутствии какой бы то ни было серьезной аргументации делать вывод о том, что Аблай “поднял казахское ханство на уровень могучего государства Евразии”, как утверждает главный историограф независимого Казахстана академик Манаш Козыбаев (30) или настойчиво культивировать точку зрения об Аблай-хане – “объединителе” казахских земель, как это делает Президент Н.Назарбаев (31), явно преждевременно. Ведь даже в лучшие времена своего правления власть Аблай-хана отнюдь не распространялась на весь Средний жуз (где, собственно, находилась его ставка) одновременно с ним в своих родах и племенах вершили власть ханы Среднего жуза – Есим Семеке-улы, Болат Абулмамбет-улы и Даир; в Младшем жузе – Нуралы Абулхаир-улы, Батыр, Пиралы и др. (32). Только при преемниках Аблая влияние Китая в Центральноазиатских степях пошло на спад.
Следует отметить - политическое наследие Аблай-хана имеет в современном Казахстане не только историческое, но и актуальное политологическое значение. Именно дипломатическую линию Аблай-хана, которая стала официально трактоваться, как “искуссное маневрирование между центрами силы” (имеются в виду все теже Россия, Китай и мусульманский юг, применительно к временам Аблая - Кокандское и Хивинское ханства), действующий Президент, видимо, попытался взять себе за образец. В его оценке деятельности этого “великого предка” сквозит неподдельное восхищение – “У истории есть тенденция повторяться. Конечно, ситуация в Казахстане триста лет назад во времена Абылай-хана, отличается оо теперешней. Однако есть много чего похожего даже сегодня… у политики, в частности у внешней политики, сохраняются те же особенности из-за нашего географического положения и других факторов… Абылай-хан проводил очень умелую и гибкую внешнюю политику, что позволило ему держать под контролем все казахские земли” (33).
На основе определенных и явно просматривающихся исторических аналогий правомерно ставить вопрос о формировании некой внешнеполитической “доктрины Аблай-хана-Назарбаева”, важнейшим элементом которой и является перманентное балансирование современного Казахстана в поиске приоритетов с востока на запад и с севера на юг.
Не исключено, в фигуре Аблая привлекают Н.Назарбаева и другие моменты, а именно: демократическая процедура его прихода к власти, как трактуют современные казахстанские историки, ввиду многочисленных воинских заслуг султана представители трех казахских жузов в обход сложившейся традиции, когда ханом мог стать только сын хана (не обязательно страший), избрали своим повелителем именно Аблая, символически подняв на белой кошме у подножия мавзолея Джучи в горах Улытау. Происхождение великого Аблая, который, как любят говорить американцы, “сделал себя сам” тоже не может не импонировать Президенту. Подлинность чингизидовой родословной Аблая вызывала большие сомнения еще у современников (согласно “шежере” – передаваемым изустно казахским родословиям), он является потомком в пятом поколении одного из основателей казахской государственности - хана Жангира, но ни отец, ни дед, ни прадед Аблая ханами не были, проживая изгоями (по другим данным состоя на службе) не в казахской степи, а в различных среднеазиатских городах, впрочем, достоверных сведений о них, действительно, крайне мало. Сам Аблай от рождения имел имя Абилмансур, в юности пас баранов у известного бия Старшего жуза Толе-би, теперь уже под именем Сабалак (“лохматый”). В годы великого бедствия – нашествия джунгар – вступил в казахское ополчение и быстро выдвинулся благодаря несомненным мужеству и воинскому дарованию.
В отношении границ своих владений в Центральной Азии китайское правительство однозначно объявило себя полным правоприемником разгромленной Джунгарии. В августе 1760 года император Цяньлун писал в указе: "Все кочевья, которыми прежде владели джунгары, находятся в наших границах" (34). Узнав о появлении в горах Тарбагатая прикочевавших казахов, богдыхан (указом от 9 мая 1760 г.) повелел направить туда войска, которым предписывалось объявить казахам: "Эта земля покорена Небесной династией... Вы прежде, во времена джунгар, еще не осмеливались переходить границ. Сейчас как смогли тайно прикочевать? Немедленно изгоним из наших границ" (34). В специальном разъяснении по этому поводу цинский двор так аргументировал свою позицию: во-первых, джунгарские земли завоевали войска империи без чьей-либо помощи; во-вторых, недостатка в пастбищах казахи не испытывают; в третьих, как-то особо выделять казахов нет оснований; в четвертых, бывшие ойратские земли отнюдь не пустуют - "ныне в Или и другие места непрерывно переводятся на поселение офицеры и солдаты из внутренних территорий страны" (34).
С конца 1760 года китайские власти фактически ведут необъявленную войну против казахов "нарушающих границу". Указом от 18 декабря 1762 года цинское правительство обязало синьцзянского наместника Минжуя задерживать любого казаха - "нарушителя", вплоть до самого хана Аблая, "если он объявится", "чтобы и другие страшились" (34). Но натиск кочевников с каждым годом становилось все труднее сдерживать и в 1766 году, указом от 24 мая, богдыхан разрешил: "если есть такие казахи, что не имея земли для кочевания или опасаясь ограбления, желают принять подданство, тотчас же оставить их пасти скот и послать чиновника держать их в повиновении силой" (35). Но только после принятия подданства!
В продолжении этого указа казахам было разрешено пользоваться кочевками в Джунгарии: с осени по весну, пока лежит снег, линия временных караулов сворачивалась, потому она, собственно, и называлась - "временной". На освободившуюся территорию допускались зимовать казахи за особую подать - сотую часть скота. Весной казахов опять изгоняли. Впервые подобная практика была осуществлена в 1767 году.
При этом китайский император не забывал конфуциански поучать казахов. Так султана найманов Ханходжу богдыхан наставлял в специальном послании (1783 год): "Ныне ты, наследник титула своего отца, должен быть глубоко благодарен за оказанные Нами милости, тщательно сдерживать своих подвластных. Приказывать приблизившимся к границам казахам откочевать подальше, согласно правилам. Пресекать случаи грабежа на границе. Все вы [ты и твои] братья должны жить в любви и дружбе друг с другом [а также] с соседними племенами, не укрывать у себя перебежчиков из других владений /.../ Если ты по-настоящему будешь внимателен во всех делах, будешь помнить Наши благодеяния, предусмотрительно следовать Нашим наставлениям, Мы отплатим вдвойне" (36).
После смерти хана Среднего Жуза Вали (в 1820-м году), а которой китайцы узнали, кстати, только спустя два года (37), его предполагаемый наследник султан Губайдулла изъявил желание принять ханские регалии из Пекина. 23 декабря 1823 года последовал соответствующий указ Цинского двора и в казахстанскую степь (в район Баянаула - юг современной Павлодарской области), направилось китайское “посольство” во главе с Кульджинским (Илийским) амбанем в составе 300 вооруженных человек. Но российские власти сыграли на опережение, не успев встретиться с китайскими представителями Губайдулла в апреле 1824 года был схвачен сибирскими казаками из отряда сотника Карбышева, после чего до 1840 года находился в ссылке в внутренних областях России. Не принесла успеха и попытка китайцев вручить грамоту на ханство султану Алтан-Сара Тогум-улы в 1831 году.
Такая дипломатия путем “вооруженных посольств” и приведения в подданство чужих территорий, также одна из исконно китайских традиций. Русские власти, кстати, достаточно спокойно отреагировали на “посольство” к Губайдулле, глава российского внешнеполитического ведомства канцлер К.Нессельроде писал по этому поводу – “прибытие в Орду китайского амбаня для возведения на ханство Губайдуллы есть происшествие довольно обыкновенное в своем источнике и по своим последствиям”, в связи с чем “следует считать настоящее происшествие обыкновенным случаем”… (38).
Китайские власти упорно продолжали считать многих казахских владетелей (султанов и биев), особенно в приграничьи, своими подданными. Одной из форм фиксирования подобного "подданства" являлся институт присвоения казахским султанам чинов китайской государственной службы, вручение наград и подарков. Русская администрация активно боролась с подобными явлениями, но, как указывает К.Ш.Хафизова, вплоть до 1880-х годов они были достаточно распространенной практикой (39). Причем обе великие державы (Россия и Китай) придерживались в отношении казахов почти аналогичной политики, которую можно считать интерпретацией известной английской колониальной доктрины – “разделяй и властвуй”. Те же неожиданно полюбившиеся некоторым современным казахстанским историкам китайцы параллельно с назначением на ханство султанов Среднего жуза аблаевой линии, выдавало точно такие же грамоты на ханство и султанам потомкам его противника хана Абулмамбета. Именно их Пекин рассматривал, как “законных /! – прим. автора/ претендентов на ханский титул для управления казахами Алтая, Тарбагатая, а также монгольскими (кобдоскими) и синьцзянскими казахами” (40). Пожалуй Китай с его тысячелетним опытом покорения “варваров”, детально разработанной внешнеполитической доктриной “цзими – держать иноземцев на привязи” превосходил в последовательности Россию. Царское правительство долго не могло найти оптимальной модели поведения в отношении кочевников. Среди руководителей администрации на местах встречались люди проводившие настолько диаметрально противоположную политику, что восставший хан Кенесары вполне серьезно предлагал Оренбургскому генерал-губернатору генералу Обручеву совместно воевать против Западно-Сибирского Генерал-Губернатора князя Горчакова (41).
Как бы там ни было в 1825 году до синьцзянского наместника Цин Сяна дошло известие, что казахи в районе Каратала (центральная часть современной Талды-Курганской области) платят подати уже Российской империи. Цин Сян не нашел ничего лучше чем запросить в Пекине инструкций о дальнейших действиях, но вразумительного ответа так и не дождался, потому как советники императора утверждали, что "Цин Сян сам не имеет представления, где проходит граница между кочевьями и пределами Российской империи" (42).
С начала ХIХ века в "степь" все более активно стала проникать Россия: где добровольно, а где нет, народы Центральной Азии покорились "белому царю". Конечно, за спиной любого такого присоединения стоит либо кровь, либо вовсе не братская любовь, а вынужденный шаг перед лицом более страшной опасности, так как добровольно лишать себя свободы не хочет, да и не хотел никогда ни один народ.
Динамика продвижения России в приграничные с Китаем области такова. Как уже было сказано, с 1720-х годов южная граница России шла по Иртышу (от впадения Бухтармы до современного Павлодара). Вскоре после разгрома Джунгарии (1756), по утверждению русского исследователя В.М.Флоринского, Россия приобрела "небольшие прирезки земли" "по верхнему течению Иртыша, у впадения Ульбы, Бухтармы и Нарына, а также по верховьям Катуни и Бии" (43). В 1816-19 годах к русскому правительству с предложением перейти на службу обратился влиятельный Старшежузовский султан сын Аблай-хана Сюк Аблайхан-улы. В подчинении султана находилась большая часть самого влиятельного племени жуза – жалаиры, кочевавшие в то время в центральной части Семиречья между реками Или и Каратал. В начале 1819 года император Александр I-й присвоил султану чин 8-го класса и повелел “выстроить для него дом и мечеть на восточной стороне озера Балхаш” (44). Во исполнение императорского указа в 1825 году вооруженный русский отряд впервые появился в центральной части Семиречья и приступил к строительству в низовьях реки Каратал. Китайское правительство в этой связи заявило Санкт-Петербургу самый решительный протест и Россия “ответив, что земли по реке Караталу оно не считает принадлежащими Китаю, однако, в виду политических осложнений в Западной Европе, не желая возбудить конфликта с Китаем, предписало в 1826 году Сибирскому начальству воздержаться от всяких новых предприятий в отдаленных частях киргизских степей” (44). Отряд был отозван, а все строения на Каратале срыты.
Спустя пять лет Россия предприняла новую попытку. В конце 1820-х годов султан Сарт Юч-улы, кочевавший в районе реки Аягуз обратился за помощью к России “изнемогая” в междуусобной борьбе со своим соперником за власть в Среднем жузе султаном Сиванкулом Ханхожа-улы. Сарт Юч-улы предложил Западно-Сибирскому генерал-губернатору Вельяминову перейти в российское подданство, “из земли его образовать внешний округ, а на реке Большой Аягуз открыть окружной приказ” (45). Как пишет казачий историк Н.Леденев “правительство, опасаясь возникновения затруднений с Китаем, граница с которым в этой полосе не была точно определена и зная, что очень часто киргизы (казахи), присягающие на подданство России, состоят в то-же время хотя и номинально, но с давних лет, подданными Китаю, - долго не соглашалось на представления Вельяминова и только в 1830 году последовало Высочайшее повеление об образовании Аягузского внешнего округа и об открытии при нем окружного приказа, что и было исполнено в 1831 году” (46). Китайский отряд попытавшийся было в этом году пройти вдоль реки Большой Аягуз натолкнулся на казачий лагерь (200 человек) и не приняв боя отступил в сторону гор Тарбагатая. Попытка султана Сиванкула организовать партизанскую войну против русских и сотрудничающих с ними казахов – также закончилась поражением – в одном из боев султан попал в плен (июль 1839 г.). В том же 1839 году без сопротивления признали российское подданство владетели большинства родов крупного племени найман. Против “Белого царя” выступил только подстрекаемый “ташкентцами” (кокандцами) род матай. В бою 19 июля 1839 года на левом берегу р.Лепсы казачий отряд сотника Медведева при помощи артиллерии нанес поражение ополчению матайцев (47) после чего организованное сопротивление казахов пошло на убыль.
В 1830-40-х годах граница зафиксировалась по реке Лепса на севере современной Алматинской области. Новый толчок национально-освободительному движению казахов дал хан Кенесары Касым-улы, в оценке личности которого были единодушны даже его противники – “в лице Кенесары мы встречаем в истинном смысле народного киргизского (казахского) героя, выдающегося во всех отношениях человека, мечтавшего о политическом единстве всех киргиз (казахов) без различия племен и орд” (48). Ранней весной 1846 года основная часть воевавшей против России армии Кенесары расположилась в низовьях реки Или, а сам хан обратился к своим соотечественникам из Старшего жуза с предложением к нему присоединиться. Однако, подавляющее большинство султанов и биев Семиречья проигнорировали призыв. 22 июня 1846 года собрав на реке Лепсе султанов Старшего жуза пограничный начальник генерал Вишневский принял у них присягу на верность императору. Быть русскими верноподданными и воевать с мятежником Кенесары обязались практически все султаны-правители основных племен Большой Орды – дулатов, албанов, суанов, шапраштинцев и жалаиров (49). В августе 1846 года для решающего боя с Кенесары через Лепсу переправился усиленный отряд есаула Нюхалова. К нему со своими воинами присоединились султаны: Сюк Аблайхан-улы, Али Адиль-улы, Карак и Булен. Кенесары подвела разведка, Нюхалов сумел скрытно и стремительно продвинуться к ханскому лагерю в дельте реки Или и в начавшейся панике почти без боя захватил его. Кенесары отступил из Семиречья, после чего российские власти и приступили к “занятию” края.
В 1847-50 гг. земли центральной части условного квадрата г. Семипалатинск-оз.Зайсан-оз.Алаколь-северная оконечность оз.Балхаш подверглись казачьей колонизации. В основанных в эти годы укреплениях – Аягузском (1848), Копальском (1847) и др. был в приказном порядке поселен 9-й полк Сибирского казачьего войска.
Именно 1847 год считает Бабков отправным в “переходе киргиз Большой орды в подданство России” (50). В этот год русским правительством впервые была введена должность пристава киргизов (казахов) Большой Орды (Старшего жуза), первым стал барон Врангель. Именно к этому времени относит Бабков и “сдвиг” фактической границы еще южнее, сначала к реке Караталу, а потом Или (50).
Китайских войск и какой-либо администрации в указанных районах не было. Хотя кульджинский амбань и считал Семиречье своей вотчиной нет ни одного известия о появлении в указанное время крупных китайских отрядов из-за пределов постоянных пикетов на Хоргосе.
Зато к своему удивлению Россия столкнулась с совсем другим противником – Кокандским ханством. Пользуясь временным ослаблением Китая кокандский хан Мухаммед-Али с конца 1830-х годов начал движение навстречу России с юга. Отстроив укрепления в западной части современной Киргизии кокандцы принялись периодически высылать оттуда отряды в Большую орду казахов. Отряды беспрепятственно (со стороны китайцев) собирали дань с территории к югу от реки Каратал. Смерть энергичного Мухаммед-Али (1842 год) и последовавшая затем, как водится в Коканде, смута приостановили продвижение, которое возобновил спустя несколько лет наместник Ташкента Нур-Мухаммед. С конца 1840-х годов кокандцы начали оставлять свои отряды зимовать в Илийской долине, а в 1849 году учредили регулярный гарнизон (79 человек) в крепости Таучебек (Каскеленское ущелье близ современной Алматы), другой гарнизон засел в маленькой крепости в верховьях реки Чилик.
Таким образом к середине прошлого века в казахстанском Семиречье сложилась парадоксальная ситуация четверовластия. На данную территорию помимо местных жителей казахов претендовали – Кокандское ханство (аргумент – реальное обладание местностью), Китай (аргументация – исторические права с 1756-58 гг., как победителей и правопреемников Джунгарии), Россия (аргументация – присяга на русское подданство различных владетелей Большой орды начиная от султана Тугума (в 1793 году) и заканчивая сыном Аблай-хана султаном Сюка Аблайхан-улы (в 1819).
Следует отметить, что казахские правители, а в то время в южном “заилийском” Семиречье проживали, главным образом, представители трех племен – албаны, суаны и дулаты не смогли (или не захотели) сплотиться и мобилизовать народ на отпор каким бы то ни было агрессорам. Власть делили и никак не могли поделить четыре султана – Сюк Аблайхан-улы, Али Адиль-улы (правитель дулатов) , Хаким Кулан-улы (его преемником после смерти в 1850-м году стал приемный сын Тезек Нурали-улы) и Рустем. Каждый из султанов видел во “внешней силе” скорее не врага, а патрона-союзника, который поспособствует достижению большей власти. Сюк Аблайханов был однозначно ориентирован на Россию, Рустем и Али Адилев состояли на службе у Коканда, что впоследствии не помешало им переметнуться на сторону победившей России, Тезек симпатизировал Китаю.
Первая попытка России овладеть Заилийским краем (апрель 1850 года) провалилась. Отряд под командованием капитана Генерального Штаба Гутковского (100 казаков, 50 солдат и 2 легких орудия) не смог овладеть Таучебеком и окруженный со всех сторон поддержавшими кокандцев казахами, хотя и без больших потерь (несколько убитых), вернулся в Копал.
Но уже следующая попытка в 1851 года закончилась успешно. Усиленный отряд подполковника Карбышева без боя взял и разорил Таучебек заставив кокандцев отступить за горы Заилийского Алатау. В 1853 году новый пристав Большой Орды майор М.Д.Перемышльский исходотайствовал дозволения отстроить укрепление близ древних развалин Алматы. 2 апреля 1854 года сам Император Николай I-й наложил на бумаги Инженерного департамента Военного министерства резолюцию – “Согласен. Укрепление назвать Верным” и добавил, что устройство передовой военной линии по рекам Чу и Или есть “дело первостепенной важности” (51). Вместе с тем китайские историки описывают эти события несколько иначе: "в 1845 году, несмотря на неоднократные протесты правительства Цинской династии, царская Россия вооруженным путем захватила ряд районов в нижнем течении реки Или: в 1853 году она еще активнее с помощью вооруженной силы вторглась на китайскую территорию между реками Или и Чу: продолжая такие действия, царская Россия к 1854 году заняла город Верный" (цитата из труда историка Гу Юня "Неравноправные договоры в новой истории Китая", Пекин, 1973 год) (52).
Следует особо отметить, что так называемая "картографическая экспансия" Китая вовсе не была изобретена маоистским руководством в пору осложнения отношений с СССР. Прямые ссылки и указания на прохождение "исторических" границ Китая по побережью Балхаша можно обнаружить в трудах множества китайских историков разных времен и политических ориентаций: Су Яньцуна "Общая тенденция изменения границ Китая". Шанхай, 1916; Хуа Циюня "Границы Китая", Шанхай, 1932 и мн. других (53).
Таким образом, обширные пространства востока современного Казахстана, ранее входившие в состав Джунгарского ханства, оказались крайне малонаселенной областью, находящейся под формальной юрисдикцией китайских властей. Именно поэтому, исторические факты тому свидетельствуют, процесс присоединения Семиречья к России прошел, в основном, мирным путем. Русский ученый П.Румянцев утверждал: "движение русских на Семиречье не встретило со стороны Китая... никакого отпора. Китайские власти и гарнизоны, находившиеся в городах, лежащих на юг от Джунгарского Алатау, в нынешней Илийской провинции, были пассивными зрителями занятия края "русскими"" (54).
Как писал выдающийся путешественник П.Семенов-Тянь-Шанский: "Гасфорт [Генерал-губернатор Западной Сибири в 1853-57] встретил гораздо менее затруднений при занятии Заилийского края в борьбе с кочевниками и государствами независимого Туркестана, чем в Петербургских канцеляриях", причем заняв край ставший "перлом русской короны в Азии" он "защитил земли" казахской Большой Орды от китайцев (55).
Не в состоянии дать адекватный военный отпор китайская сторона, в основном, защищала свои интересы путем инспирирования выступлений кочевников против русской администрации, а также вела оживленную дипломатическую контригру.
Период пограничных столкновений, обмена нотами со взаимными претензиями продолжался еще достаточно долгое время. Не решило территориальную проблему и первое официальное российско-китайское соглашение, посвященное урегулированию границ в Центральной Азии. Пекинский договор 1860 года устанавливал лишь приблизительное соответствие будущей границы с линией действующих аванпостов китайских войск. Детально подойти к разграничению предполагалось на месте так как географические представления того времени были весьма смутны. Еще не было путешествий Н.М.Пржевальского, П.П.Семенова-Тянь-Шанского. "Догадочная" география порождала "догадочную" границу - вплоть до начала ХХ века в официальных документах часто встречались формулировки подобные 8-й статье Петербургского договора: "Новой граничной черте дано будет, по возможности, направление среднее между прежнею границею и прямою линиею, пересекающею Черный Иртыш по направлению от гор Куйтун к хребту Саур" (56).
Но несмотря на военную слабость и непрекращающиеся этнические волнения в Синьцзяне китайцы, надо отдать им должное, отчаянно пытались оставить за собой как можно большие по площади территории современного Казахстана. Не останавливались ни перед чем. Накануне решающего раунда пограничных переговоров в Чугучаке весной 1862 года под предлогом “осмотра границы” в Казахстан совершенно неожиданно вторглись крупные китайские отряды. Первый, во главе с генералом Хабцисянем и амбанем (губернатором) Кульджи Ходором численностью около 800 солдат, при поддержке 200 казахов албановского бия Саурука окружил в дельте реки Чарын (120 км на восток от Алматы) небольшой русский отряд штабс-капитана Блюменталя. До боевых действий правда не дошло, но только с подходом крупных русских сил захвативших психической атакой (в полном строю, но не открывая огонь) китайский лагерь на берегу озера Иссык-куль, Хабцисянь был выдворен обратно. Второй, менее значительный китайский отряд (70 солдат и 250 казахов родов байджигит и кызай) во главе с заместителем Тарбагатайского амбаня Болгосу прорвался через Джунгарские ворота к станице Урджарской (ныне город Урджар - райцентр на юго-востоке Восточно-Казахстанской области), но наткнувшись на крупные казачьи силы отошел на север к озеру Зайсан после чего преследуемый казаками также отступил за постоянные пограничные пикеты. Последний третий отряд во главе с генералом Чиб-чжинь-чи летом того же 1862 года продвинулся в верховья реки Каратал в центральной части современной Алматинской области. Там крупных российских сил в то время не было и пришлось срочно собирать казачье ополченье. Убедившись в возможности получить достойный отпор и этот отряд вскоре убрался на родину.
Целью данной военной демонстрации, как совершенно справедливо отмечал руководитель русской делегации на Чугучакских переговорах И.Ф.Бабков, было “под предлогом осмотра границ, выказать свои права на большую часть киргизских земель и отодвинуть границу по возможности на самое дальнее расстояние к западу…” (57).
Во время самих Чугучакских переговоров российской делегации также пришлось столкнуться с массой трудностей. Как уже говорилось, согласно второй статье Пекинского трактата российско-китайская граница “в соновном” должна была пройти по линии китайских пограничных пикетов. Цинские чиновники настойчиво добивались признания границей линии, проходившей не только через постоянные ("чанчжу"), но и через передвижные ("ишэ") и временные ("тяньчэ") китайские пикеты ("колунь"), которые, как пишет советский историк М.С.Сладковский "устанавливались во время эпизодических вторжений цинских войск в казахские и киргизские земли" (58).
Русской делегации повезло – при сличении текстов Пекинского договора обнаружилось, что в российском варианте (на русском языке) фраза о следовании границы именно линии “постоянных пикетов” отсутствовала. Упоминалась просто “линия пикетов”, однако члены китайской делегации по причине недостаточного знания русского языка не заметили “зацепки”. В китайском тексте член русской делегации синолог И.Захаров быстро отыскал ключевую фразу – “чанчжу колунь” (постоянные пикеты) и сдвинуть российских дипломатов с выгодной им позиции китайцам так и не удалось.
По справедливости наряду с казахскими батырами-героями антиджунгарской войны по меньшей мере переименования улицы в его честь достоин глава российской делегации в Чугучаке Иван Федорович Бабков. Именно он, несмотря на инструкции МИДа и генерал-губернатора (своего непосредственного начальника) А.Дюгамеля до конца бился за то, чтобы к России отошел бассейн озера Зайсан и верховья Черного Иртыша, а также долины рек Текеса и Кегена на крайнем юге нынешней Алматинской области.
Китайцы торопились закончить переговоры скорей - в Синьцзяне было неспокойно, русские же медлили, понимая, что ситуация может в любой момент кардинально измениться. Так и случилось, в 1864 году в Восточном Туркестане началось мощное антикитайское восстание под руководством кокандца Якуб-бека. Китайские войска и посты частью были перебиты, частью просто бежали и подписанный 25 сентября 1864 года Чугучакский протокол, по мнению китайской стороны, не соответствовал реальному положению дел. Тем более, что "под шумок" Россия действительно продвинулась за пределы всяких прежних договоренностей введя весной 1871 года войска в Илийскую долину, захватив, тем самым, территорию самопровозглашенного Таранчинского (Уйгурского, другое название - Кульджинского) ханства.
Вызвана эта акция была совершенно обоснованным геополитическим опасением распространения "мусульманского" сепаратизма на земли подвластные Российской империи. Как писал полковник Российского Генерального Штаба Белявский: "представлялось необходимым предупредить возможность соединения дунган и среднеазиатцев для взаимных противу нас действий, как против неверных" (59). Так как таранчинский султан "находившийся первоначально в дружеских с нами отношениях", "начал обнаруживать враждебные к нам намерения", а именно: "оказывал покровительство хищническим шайкам", "стеснял торговлю", допустил "оскорбления посланных к нему казаков" (59).
Вдобавок, сам Кульджинский султанат не обнаруживал признаков государственной жизнеспособности. Уйгуры и дунгане в союзе вырезав китайские гарнизоны (последний из них в городе Кюре предпочел самовзорваться вместе с генерал-губернатором Чаном в феврале 1866 года), почти сразу начали войну между собой. Победили уйгуры, именно их султаны стали хозяевами области и столицы - Кульджи, однако сохранил свою власть и ставший вассальным дунганский султан Якор. В тоже время и среди самих уйгур не было единства, за недолгие семь лет существования независимого султаната в нем сменилось три султана (Муэзим-хан - 1864-65, Шевкет-ахун – 1865-66, Айла-хан – 1866-71) и один узурпатор – Махмуд-тобчи (1865). За исключением Айла-хана все они пали жертвами заговоров и междуусобиц.
В итоге, русские войска после нескольких достаточно крупных боев, (отнюдь не мирно, как это утверждали некоторые советские историки), вошли весной 1871 года в Кульджу, ликвидировали Таранчинский султанат, а самого султана Айла-хана выслали в Казахстан. Проживал низложенный султан в городе Верный-Алматы, получал пенсию от правительства, здесь по прошествии некоторого времени и скончался.
В целом, граница по Чугучакскому протоколу может служить обоснованием территориальных претензий Казахстана к Китаю, равно как и наоборот. Дело в том, что и Китай и Россия не воспринимали сложившееся положение, как окончательное, рассматривая Чугучакскую границу лишь как “статус-кво” продолжая предпринимать, с обеих сторон, попытки к ее изменению как договорным, так и вооруженным путем. Например, в 1864-69 годах, по утверждению уже упоминавшегося В.М.Флоринского, Россия присоединила "некоторые степные участки земли" около озера Зайсан на Алтае, в результате чего китайская сторона вообще лишилась доступа к побережью этого крупного высокогорного водоема (60). Возник некоторый юридический прецедент – действительно по базовому в определении современной казахстано-китайской границы Чугучакскому протоколу все эти “зайсанские прирезки” незаконны, однако, проводя делимитацию (согласование границы по картам) и демаркацию на местности (то есть установление погранзнаков) уже в 1890-х годах китайская сторона пошла на уступки России. Нередко за счет элементарного подкупа, подпаивания китайских комиссаров, но так было и законность - с точки зрения международного права - этих границ ничуть не меньше. Новые (покупные) границы также закрепляли соответствующими протоколами и ратифицировали на правительственном уровне.
Цинское правительство во время и после подавления уйгуро-дунганского восстания настойчиво требовало вывести русские войска из Кульджи и пересмотреть договоренности Чугучака. Переговоры по этому поводу в Сергиополе (1872 г.) ничего не дали. Ливадийский договор (1879 г.), по которому к России отходили значительный "западный участок" долины реки Или и вся долина реки Текес китайское правительство не ратифицировало, как несправедливый (61). Создавалась угроза крупной войны. Однако конфликт удалось решить мирным путем. Россия пошла на уступки. По условиям заключенного 12 февраля 1881-го года Петербургского договора Китаю возвращался почти весь Илийский край (в т.ч. Кульджа). Россия оставила за собой лишь небольшую западную область – районы прилегающие к современному городу Жаркент (Панфилов), для "поселения в оной", - как это было записано в договоре, - "тех жителей края, которые примут российское подданство и, вследствие этого, должны будут покинуть земли, которыми владели там"(62). Именно в качестве "илийских" переселенцев на территорию Казахстана и прибыла основная часть предков современных уйгур и дунган. Кстати, если б не тяжелое экономическое положение России, только что вышедшей из Балканской войны 1877-78 гг., земли, вероятно, могли бы за ней и остаться. Китайский историк Фань Вэнь-лань утверждает, что тогдашний фактический глава китайского правительства Ли Хун Чжан выступал не только за то, чтобы уступить России Кульджу в обмен на помощь против японцев захвативших архипелаг Рюкю, но и планировал вообще "отделить Синьцзян от Китая" "разрешив местным народам" "жить по своему", ограничиваясь только сбором податей, как с Вьетнама и Кореи (63). Российский историк Д.В.Дубровская добавляет, что “отказаться от территорий к западу от Цзяюйгуаня” (т.е. всего Синьцзяна) предлагал и влиятельнейший генерал, командующий крупнейшей Хунаньской армией Цзэн Гофань (64). По мнению “партии мира” Китай был просто не в состоянии выставить против восставших мусульман (а дунганами были захвачены еще и прилегающие с востока к Синьцзяну провинции – Шэньси и Ганьсу), достаточно боеспособной армии.
Однако, к 1864 году китайскому правительству, в основном, удалось подавить бушевавшее в центральном Китае восстание тайпинов и другой генерал – честолюбивый и решительный Цзо Цзунтан, начал свой “Сичжэн” – “Западный поход”. За неполных шесть лет (1868-74 гг.) генерал Цзо потопил в крови всех “западных сепаратистов” и по праву заслужил звание “Восстановителя Империи”. Те, кто звал его по другому – Цзо-“туфу” (“палач Цзо”) – смутных времен не пережили. Китайцы во второй раз в новой истории прибегли к тактике геноцида при решении национального вопроса. Дунган постигла участь джунгаров: нет народа – нет проблемы. Справедливости ради следует отметить, что и дунгане, в свою очередь, едва ли не единственным тактико-стратегическим приемом в борьбе с китайцами использовали этнические чистки, поголовно вырезая ханьское население на занятых своими отрядами землях.
“Суверенизации” Синьцзяна не произошло и новая российско-китайская граница прошла от хребта Бенджинтау по течению реки Хоргос до ее впадения в реку Или и далее к хребту Узунтау переходя к югу в старую "чугучакскую" линию. В качестве компенсации по 7-й статье Петербургского договора Россия получила взамен значительно меньшие по площади территории в районе озера Зайсан и верхнего течения реки Черный Иртыш, а также значительную денежную сумму (65).
Однако, решение одних территориальных проблем, как это часто бывает, привело к появлению новых. Река Хоргос, протекая по песчаному ложу, постоянно меняла русло, что приводило к спорам. Китайцы утверждали - смещение идет исключительно в их сторону. Установление новой границы в Алтае тоже вызвало трения. Потребовались дополнительные соглашения – Кабинские протоколы (1880-х гг.) и другие, - по которым алтайский участок границы и принял современный вид.
В дальнейшем переговоры велись по спорным районам Памира и нынешнего Кыргызстана. Интересы коренного населения при этом учитывались, но, в основном, как фактор давления в пограничных спорах, на них постоянно ссылались обе стороны пытаясь обосновать взаимные претензии. Так при изменениях границы по Кабинским протоколам казахам рода "кожембет", населявшим земли отошедшие к России, но числившимися китайскими подданными и "чубар-айгыр", "джантыкей" - летние и зимние стойбища которых оказались в пределах разных государств, было в течение года со дня заключения соглашения предложено определиться в территории и гражданстве (66).
По другому протоколу от 21 сентября 1883 года "для устройства киргиз /казахов/, кочующих в Барлыкских горах /отошедших к Китаю/ назначается десятилетний срок со времени обмена сим протоколом" для выбора страны проживания (67). Но как можно вообще поделить кочевников? Не было придумано ничего лучше чем обменивать "своих" на "чужих". Так в декабре 1884 года 1.800 семей скотоводов русского подданства признавались подданными Китая, а 1.000 других, бывших китайских перешли в подданство России (68).
Казахи избрали своеобразную форму социального протеста против произвола притеснявших их администраций обеих империй - откочевки. Как в Россию из Китая, так и обратно. Так 22 августа 1884-го года около 200 кибиток рода чажа племени атбан (албан) прорвали пограничную линию в Илийской долине и устремились в глубь Китая. Посланные вдогонку 40 семиреченских казаков отбили 4.600 баранов, 153 лошади, 350 верблюдов и 26 голов крупного рогатого скота. В ходе завязавшейся перестрелки 7 казахов и 1 китайский пограничник были убиты, 4 казака легко ранены. В сентябре того же года с разрешения китайского правительства усиленная сотня казаков вошла на китайскую территорию и схватила "часть беглецов", остальные скрылись в горах за рекой Текес. Отнятое имущество было распродано с аукциона, а "зачинщики" - старейшины Чиндобул и Акджол выданы китайскими властями России (69).
В том же 1885-м году в долину Текеса из Джаркентского уезда пробились киреевцы - более 3 тысяч человек, которые заняли земли по нижнему Текесу и Кунгесу, "где разорили калмыков дурбун-сумунов, уничтожив их запашки и вытравив корма" (70).
Других уступок земель больше не производилось, хотя Китай периодически предлагал России вернуться к обсуждению территориальных вопросов. Последний дополнительный протокол, уточняющий хоргосский участок границы, был подписан в 1915 году в связи с очередным изменением русла реки. После 1917 года ни о каких претензиях не было и речи, Китай сотрясали бесконечные междуусобные войны и внутренние конфликты, на фоне которых даже октябрьская революция и гражданская война в России кажутся элементами порядка и стабильности.
Но при всем трагизме китайской истории прошлого и начала нынешнего века невостребованный потенциал Поднебесной империи был настолько велик и очевиден, что многие трезвомыслящие политики и ученые, начиная с Наполеона, опасались пробуждения восточного гиганта. Русский исследователь А.Максимов писал в 1888-м году: "через 20 лет, а может быть и раньше, мы увидим перед собой на крайнем востоке грозную, достаточно дисциплинированную, хорошо вооруженную китайскую армию, которая потребует у нас возвращения древних владений Небесной империи" потому как "Китай - держава с особенными государственными традициями: он никогда не откажется от возвращения земель, некогда ему принадлежавших" (71).
Еще более определеннее выразился известный русский публицист и националист П.Ухтубужский: "будущее Китая темно, /.../ но какая бы участь ни угрожала Китаю, опасность во всех случаях для нас одинаковая" (72). Громадные потрясения: Синьхайская революция, долгая и кровавая гражданская война генеральских "клик", борьба с Японской агрессией, наконец соперничество Гоминьдана с коммунистами и рецидивы правления последних в виде "культурной революции", "большого скачка" и массовых репрессий, существенно ослабили подъем великого восточного коллоса. Но внутренняя сила, буквально на наших глазах, при разумном правлении стремительно трансформируется в реальную мощь, выводя Китай в число главных "центров силы" XXI века. Бывший премьер-министр Канады Брайан Малруни в начале 1995-го года заявил, что Китай заменит СССР в качестве одной из экономических и военных сверхдержав мира. Китайцы достигнут своего пика через 25 лет и станут на один уровень с США. (73). Примерно к таким же выводам пришел и Збигнев Бжезинский: "мы можем ожидать, что в последующие 20 лет Китай станет экономической державой N 2", а это приведет к тому, что "мы увидим Китай /.../ и политически, и с точки зрения военной, более напористым" (74).
Подведем итог. Ход логических построений китайской стороны при обсуждении территориальных проблем с Казахстаном примерно таков: 1) Китай исторически, в древности, действительно владел частью казахстанской земли; 2) разгромив джунгар китайцы стали как бы их правоприемниками - наследниками территории. Ведь по свидетельству одного из первых казахских историков С.Асфендиарова: "западной границей монголо-ойротского (джунгарского) союза была река Чу", а "в 1738 году Галдан-Церен (джунгарский правитель) покорил Старшую или Большую орду казахов" (75). На карте шведа Рената, начало XVIII века, границы Джунгарии были показаны следующим образом: "озеро Балхаш, линия от устья реки Аягуз на север до реки Иртыша, отсюда Иртыш до его истоков; затем пограничная линия шла на юг до восточной оконечности Тянь-Шаня и отсюда по означенному хребту до начала Алтая, а затем по Ферганскому кряжу; от северо-западного конца Ферганского кряжа граница шла к верховью реки Таласа, к тому месту где ныне находится Аулье-ата /Тараз/, затем пересекала среднее течение реки Чу, и следуя вверх по этой последней, выходила к южному углу озера Балхаш" (76); 3) все соглашения о границах с Россией неравноправны, потому что опираются в своей основе на Пекинский договор 1860-го года навязанный Китаю европейскими странами после поражения во 2-й "опиумной" войне (1856-1860).

[Yura86]

Семиреченское казачье войско было образовано Высочайшим повелением Императора Всероссийского Александра II, 13 июля 1867 года из 9-го и 10-го полков Сибирского казачьего войска. Земли войска располагались на территории нынешнего юго-восточного Казахстана и северной Киргизии, где уже давно обжились сибирские казаки. Войсковой центр – город Верный (ныне Алма-Ата), основанный сибирскими казаками и солдатами в 1854 году.
В 1885 году Военный Совет, журналом 7 февраля, утвердил следующий список поселений Семиреченского войска.

В Сергиопольском уезде станицы:
Сергиопольская, Урджарская, Сарканская и Лепсинская, её выселки: Тополевский и Басканский.

В Капальском уезде:
станица Капальская с выселками: Аксуйским, Абакумовским и Арасанским.
Станица Коксуйская с выселками: Сарыбулакским, Карабулакским, Джангыз-Агачским, Царицинским, Кугалинским и Попутным.

В Верненском уезде: станица Алматинская с выселками: Мало-Алматинским, Любовным и Илийским: станица Софийская с выселком Надеждинским.

В Джаркентском участке: станица Голубевская с выселками: Охотничьим, Подгорным, Чунджинским и Хоргосским.

Таким образом в 1885 году Семиреченское войско состояло из 28 поселений с 21817 душ обоего пола.

Выселок Николаевский.

В 1889 году, из тех же самовольно поселившихся сибирских казаков образован второй выселок на р.Хоргос несколько ниже выселка Хоргосского по течению реки, названный Николаевским. Так как вопрос о зачислении поселившихся здесь сибирских казаков в Семиреченское войско был решен только в 1902 году, поэтому население нового выселка, официально, считалось ничтожным — от 8 до 21 души и вдруг выросло до 145 в 1902 году.

Выселок Каргалинский.

В конце 1880-х и начале 1890-х годов казачьи хутора станицы Лепсинской начали группироваться в высокой горной долине р. Лепсы в 12 верстах к югу от станицы, и к 1894 году представляли уже довольно заметное оседлое поселение, которое в этом году и было признано отдельным выселком с названием его Александровским в память Императора Александра III. Но так как войсковое управление не испросило на такое название надлежащего разрешения, то ему в 1898 г. и был предложен запрос, на каком основании дано выселку такое название. Войсковое управление поспешило переименовать выселок в Благодатный, а в 1901 г и в Каргалинский, по имени долины, в которой расположен выселок.

Упразднение и восстановление выселка Аксуйского.

Вследствие незначительности выселка Аксуйского, душ 61 и удаленности его от своей станицы Капальской, т. е. собственно затруднений в управлении им, так как свое выселковое правление он содержать не мог, то войсковое начальство и сделало представление об упразднении его Военный Совет, журналом 19 октября 189б г. постановил: выселок Аксуйский упразднить, а жителям его предоставить переселиться в станицу Сарканскую. Но вследствие того, что представление об упразднении выселка было сделано помимо действительного желания его населения, которому переселение угрожало разорением, аксуйские казаки остались на своем прежнем месте. В таком положении дело находилось до 1901 г., когда войсковое управление убедилось в невозможности фактического упразднения выселков и сделало новое представление о восстановлении. Что и было исполнено в том же году.

Обращение выселков Мало-Алматинского и Надежденского в станицы.

В 1896 г. население выселков М. Алматинского и.Надеждинского достигло в первом 2400, а во втором 2520 душ обоего пола, т. е. численности значительно большей чем в нескольких других станицах войска, почему и было признано возможным обратить их в самостоятельные станицы. Военный Совет журналом 3 июня 1897 года переименовал эти поселения с теми же названиями в станицы, причислив к М-Алматинской выселок Илийский и присвоив, одновременно, станице Алматинской название Больше-Алматинской.

06ращение выселка Любовного в станицу Каскеленскую.
Так как население выселка Любовного дошло к 1901 году до 1518 душ обоего пола, то и этот выселок в 1901 году обращен был тоже в станицу с присвоением ей названия Каскеленской, по имени горной речки, на которой, она расположена. Станичное же управление новой станицы открыло свои действия только с 1 января 1902 г.

06разование выселка Каратальского и упразднение Царицинского.

Последний в исследуемый период был образован выселок Каратальский.
Различные неблагоприятные экономические условия расположения выселка Царицинского –заставили жителей его просить о переселении их на другое место. Из этих невыгодных условий первое место занимало расположение выселка на пути из Верного в Капал и из станицы Коксуйской в выселки Карабулакский и Джангыз-Агачский, почему население выселка, состоявшее всего из 105 душ в 1901 г., принуждено было сравнительно со станицей Коксуйской, давать вдвое и даже втрое более земско обывательских лошадей с ямщиками проезжающим по войсковым и станичным надобностям. Это обстоятельство, в связи с некоторыми другими условиями, было признано достаточно серьезным для исполнения просьбы населения выселка Царицинского. Место для поселения избрано на р. Каратал, в 10 верстах от выселка Карабулакского, на войсковом земельном запасе куда жители выселка Царицинского и переселились в 1902 и 1903 г.г с приселением к ним 47 сибирских, казаков получивших разрешение на причисление к Семиреченскому войску.

[Yura86]

Семиреченское казачье войско

Войсковой знак Семиреченского казачьего войска

Знак утвержден 18 февраля 1912 г. в память 300-летнего юбилея войска.

Знак представляет собой овальный щит, покрытый красной эмалью, на середину которого наложен черный двуглавый орел; на груди орла щиток с цифрой «100», над головами - дата: «1582». Знак окаймлен Георгиевской лентой - слева, Александровской - справа. Снизу знак обрамлен серебряными лавровой и дубовой ветвями, перевязанными Андреевской лентой. На банте ленты золотые накладные вензеля Александра I и Николая II. Знак увенчан серебряной императорской короной, из-под которой ниспадает серебряная лента с датой: «1873».

[Yura86]

Семиречинская область(документ)

[Yura86]

С 1880 года на "действительную" уходили в 21 год и служили лишь 3-4 года. В мирное время войско выставляло три конных полка, в военное - еще по три полка второй и третьей очереди, куда призывались 25-32 летние казаки.

В мае 1883-го Сибирские казачьи ]! Ермака Тимофеева и]2 полки (с 1894-го их именовали 1-м и 2-м Сибирским казачьими ) встали на охран}1 границы с Китаем в Семиречье , от Тянь-Шаня на юге до Тарбагатая на севере. Тридцать лет - до самой мировой войны -длилась здесь служба сибирцев.

Идущая вдоль границы тропа то вилась по склонам гор над рекой Хоргос. То скрывалась в густом лесу или непролазных камышах, то тянулась по безотрадной пустыне, то взбиралась на хребет Кетмень и лепилась к скалам "Чертовых ворот", нависая над пропастью... В таких-то местах и приходилось преследовать угонщиков скота (барантачей) и самовольно кочевавших через границу казахов. Тревоги и перестрелки чередовались с напряженными погонями, донимала болотная лихорадка, а в Джунгарских воротах - ураганный зимний ветер ибэ... В сотнях вечно не хватало людей, и вернувшийся из разъезда казак часто должен был вместо отдыха вставать часовым к коновязи. Посты же ютились в землянках или ветхих юртах.

Из-за отсутствия железных дорог сибирцы добирались до Семиречья и обратно верхом. А ведь от Джаркента, где стояли штабы 1-го и 2-го полков, до станицы Кокчетавской - центра 1-го отдела войска, комплектовавшего 1-й полк, было 1803 километра, а до Пресновской - 2063! Почти столько же было и до станиц 2-го отдела (с центром в Омске), откуда призывались во второй полк. Переход по почтовому тракту и степным тропам занимал три - три с половиной месяца!

Севернее Семиречья , от Тарбагатая через Зайсанские ворота и Южный Алтай почти до самой Тувы, границу с Китаем еще с 1872 года прикрывал 3-й Сибирский полк. С весны до глубокой осени его казаки стерегли казахских и монгольских барантачей у проходов через Тарбагатай и Саур, в долине Черного Иртыша, у горного озера Маркаколь на Алтае, а затем и у знаменитого Чуйского тракта. Расстояние между крайними алтайским и тарбагатайским постами в разные годы составляло 400-700 верст, а протяженность линии разъездов в 1892-1893 годах достигала 1042 километров! Служили здесь сибирцы 3-го отдела, центром которого был Усть-Каменогорск.

Тем временем мобилизованные казаки второй и третьей очереди дважды побывали на северо-востоке Китая - в Маньчжурии. Сразиться там в 1900 году с напавшими на КВЖД китайцами Сибирская казачья дивизия (4-й, 7-й, 5-й и 8-й полки) не успела, но с японцами в 1904-м схватилась одной из первых.