Пограничная Застава им.25 героев в\ч2033

[Strannik_PAA]

http://www.fond-rokada.ru/govoruhin.htm

[Strannik_PAA]

Кензель

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена -
Точно лапы паучие, точно мех ягуаровый.

Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная...
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено...
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом -
Вы такая эстетная, Вы такая изящная...
Но кого же в любовники! и найдется ли пара Вам?

Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым -
Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..

1911
Игорь Северянин
А это любимое стихотворение Сокола Владимира Павловича.
Светлая ему память.

[Николай Памирский]

Очерк писателя Э.Маципуло о Московском ПО был написан в августе-ноябре 1993 года. Выкладываю дальше отрывки из него касающиеся боя 13 июля 1993 года. Полностью очерк читайте здесь http://www.pogranec.ru/downloads.php?do=file&id=770

[Николай Памирский]

Про боеприпасы

— 24 мая у нас ( на 11-й заставе) была комиссия из Группы войск во главе с майором Соколом. Разведчики уже засекли возню «духов» в тылу и по ту сторону границы... Когда мы высказали идею перенести боеприпасы в более надежное место, в «нижний склад», нам в ответ: полуподвал не оборудован сигнализацией, положенной по штату. И так далее... Но обстановка диктовала... короче говоря, Сокол дал «добро», и я перенес выстрелы, ручные гранаты, патроны — почти все! А через пять дней на заставу было нападение. Мы сражались в окружении. Тех боеприпасов, что были
в оружейке (которые дозволял приказ иметь под рукой.— Прим. авт.), хватило бы на пять минут боя!
Повезло защитникам 11-й, что майор Сокол оказался той инстанцией, от которой зависело «согласование с командованием».
А на 12-й заставе было по-другому. За день до ночного налета на заставе побывал офицер комендатуры и проследил, чтобы все боеприпасы были убраны с позиций. (Значит, были боеприпасы и оружие на позициях?)
По ироничному, горькому комментарию капитана Басманова, командира группы де­сантников-штурмовиков: «Разве можно доверять солдатам оружие?» И затем, завершая больную тему, он уже добавил от себя: «Того замкоменданта я знаю... И таких никогда не судят...»
По-видимому, после этой отметины на судьбе заставы начался отсчет последних ее часов. И все прочие многочисленные факты-реалии покорно уложились в тенденцию. Будто весь свет ополчился против 12-й...

[Николай Памирский]

ГОВОРИТ РУСТЕМ КУЧЕМХАНОВ

…. Двое парней поднимаются из тени мне навстречу, сдержанно приветствуют. Мир тесен: узнаю в одном из них Эдуарда Большунова, который нашел на Помдаре китайскую безоткатку. Второй солдат — Рустем Кучемханов, ради него я пришел сюда райским утром. Рустем — с 12-й заставы. За день до нападения его отправили в отряд на гауптвахту. Он чуть выше среднего роста, угрюм, раздет до пояса……
…..Мы сидим под тентом. Рустем больше помалкивает, глядя в землю у своих ног. На всех ребятах с 12-й печать беды. После опознания трупов товарищей, доставленных вертолетом в отряд, Рустем попросился на 12-ю, но не пустили, послали сюда.
Я спрашиваю его о доме, о семье. Он учился в автотранспортном техникуме в Уфе, на заставе был водителем грузовой машины, она чаще всего простаивала по причине нехватки запчастей. Когда «духи» захватили заставу, они нагрузили на нее все, что хотели увезти с собой. Однако этот «газон» завести еще можно было, а уехать — никогда. И они взорвали грузовик вместе с поклажей, когда приспичило, (По другим данным, машину взорвали наши ребята, не дали ей выбраться за ворота заставы.)
— Дружный был коллектив...— тихим голо­сом говорит Рустем.— Друг за друга всегда держались... Шоферы были в почете, потому что мы почту привозили... Когда машина сломается, вся застава старается помочь — разбирать, чистить... Рассказывает о кишлаке возле 12-й, над которым как дамоклов меч повисло обвине­ние в предательстве, в пособничестве боевикам и моджахедам... Рассказывает о погибших друзьях.
Солдат замолкает, собираясь с духом: перед глазами стоит земляк, Ленька Улыбин, голубоглазый, веселый, сильный. На 12-й было традицией «качать мускулы» и учиться играть на гитаре. Он тоже учился, и выходило у него уже очень даже неплохо, особенно романсовые, задушевные песенки.
— Я сначала был поваром на заставе,—говорит Рустем,— Леня меня сменил, когда
мне машину дали... У него был талант повара...Всем нравилось, как он готовит... На праздниках он был всегда самым главным, самую главную роль — ему... Подруга у него была на родине... За месяц перед тринадцатым (день нападения на заставу) написала, что выходит замуж и чтобы он больше не писал... Переживал, но с виду был спокойный. Нервы у него были крепкие... А она татарка из Уфы, там с ним познакомилась... И вот убили... Как? Не знаю...
Дружил Рустем и с Володей Елизаровым, первым, по-видимому, книгочеем заставы: всю библиотеку перечитал, любил, как говорят, американскую фантастику.
— Веселый он был, мирный, ни с кем не конфликтовал,— рассказывает Рустем, глядя в сторону.— И гордый, в пределах разумного. Какой был из себя? Не толстый, не худой, в футбол хорошо играл... Длинный он был, самый длинный на заставе. Темноволосый, с маленькими усиками... Он из Твери. Отца нет, мать одна... И еще подруга ждала, писала постоянно.
Рустема привели с гауптвахты на опознание трупов, доставленных вертолетом в отряд. Он сразу узнал тело Елизарова, хотя оно было обезглавлено. Голову привезли отдельно, в вещмешке.
— По фигуре его можно было узнать сразу...Других узнавали по часам, по наколкам. Даже деньги у некоторых остались... «Вовчики» деньги бы забрали...
Он говорит, что сержант Елизаров был командиром кавалерийского отделения. Но в газетных публикациях сказано, что он был штатным собаководом.
— Они напутали... Отделение Елизарова было рядом с собачником, поэтому... (то есть позиция в опорном пункте, которую по тревоге должен был занять сержант со своими людьми). «Духи» уже были в траншее, когда он туда прибежал...
. Это был первый свидетель, солдат с 12-й, которого я отыскал. Потом будут другие. Их рассказы подтвердят то, что я понял тогда со слов Рустема. Сержант Елизаров, по-видимо­му, неожиданно нарвался на засаду в своем окопе и вступил в рукопашную. Возможно, он так и не выстрелил, но уложил в рукопашной нескольких. Дрался он так, что озверевшие моджахеды не стали добивать его, раненного, и еще живому начали отрезать голову. Душе­раздирающий крик услышали повсюду на заставе, он пронзил шум боя и крики победителей «алла», «алла акбар». Потом его голову бросили в вольер к собаке. Служебный пес лаял на врагов, бросался к сетке. Кровоточащий обрубок человека, по-видимому, поверг собаку в ужас. По крайней мере, как мне говорили, ее застрелили в углу вольера, она забилась в угол — боевой-то пес! — и ее шерсть торчала дыбом сквозь ячейки проволочной стены.
Голос Рустема все тише, фразы короче. Совсем сник парень. Он пытается рассказать о двух земляках-контрактниках из Самары и Башкирии — они не добежали до своего БМП, погибли. О Михаиле Куликове — он перевязывал раненого начальника заставы, когда их обоих накрыло осколками... Не смог, заплакал.
Мы с Большуновым молча смотрим в сторону заставы. За вышкой искрится бурный Пяндж, афганский берег будто вымер — никакого движения ни на тропе, ни в Анджизе, ни на высоких скальных горах...
Ясное дело, бои на 11-й были репетицией перед нападением на 12-ю. 11-я выстояла. Она, может быть, и научила «духов», как нужно брать бывшесоветские заставы. Они были неуязвимы тогда, уязвимы сейчас. Почему? Что главное учли «духи»? Что намотали на ус? Какие уроки извлекли, оставшиеся нами не замеченными?
Мы слышим рокот вертолета. Из-за горных теснин вырывается на бреющем пятнистая горбатая стрекоза, она проносится над самой водой, прячась от снайперов и стингеров. Затем появляется второй «горбатый». Они приземляются на стадионе возле заставы, подняв тучи пепла и пыли. В бинокль вижу кучку офицеров — они спешат к заставе, прижимая к головам форменные фуражки. Я знаю, что в отряде работают следователи из Москвы — как раз по событиям на 12-й. Что они здесь увидят? Какие выводы сделают на месте генеральной репетиции душманов?
Какими, бы они ни были, главное, чтобы учли их все — от генерала до солдата.

[Николай Памирский]

Михаил Майборода

ОБЕСПЕЧИТЬ ПЕРЕГОВОРЫ НА УЧАСТКЕ ЗАСТАВЫ... Приказ командующего российской группой ПВ в Таджикистане.
Пока все сходится: шайтан накручивал события в свой любимый день.
Я читал в газетах о том, какие меры были приняты с нашей стороны перед нападением моджахедов на заставу. Были и своевременные «подстегивающие» приказы, вроде этого. И из комендатуры приезжали проследить выполнение их... Ну а независимые спецы что говорят, рядовые офицеры на заставах и в отряде? Совсем другое: прохлопали, недооце;нили противника, и даже вооружение, боеприпасы были упрятаны в склады. И если на заставе и в отряде знали, что на Турге сидят наблюдатели с той стороны и им из кишлака носят еду,— как это можно было спускать на тормозах? Не мог боевой офицер с опытом службы на 16-й заставе (одна из самых опаснейших, «конфликтоемких» застав Московского отряда) быть до такой степени беспечным, не мог «отмахиваться и улыбаться», когда глаза мозолят вражеские наблюда­тели и визитеры, а в глубоком тылу обнаруже­на возня боевиков, осваивающих сопки и гоняющих взад-вперед караваны ослов. В обороне была 12-я! Наряды не выходили на полосу, тем более в разведпоисковые рейды по горам и ущельям. Несли только самоохранную службу... Нет, тут было что-то еще, нам неизвестное. Или только мне неизвестное? Люди не договаривают? Не похоже. Солдаты и офицеры или наотрез отказывались говорить «на эту тему», или выкладывали все, что знали... Просто суть событий не проявлена? Они нередко противоречивы, хаотичны, средства массовой информации то и дело добавляют хаоса, гоняясь за жареными фактами, чтобы пощекотать кому-то усталые нервы (или сытые желудки).
Многое, по-видимому, было не так, как мы теперь знаем, как пишем. Я постоянно натыкаюсь на новые факты того неравного боя или на другие версии фактов — не на те, которые уже обосновались в официозе или которые уже сложились в систему, удобную для нашей памяти.
— Миша Майборода — отличный парень, побольше бы таких людей,— говорит офицер Шуроабадской комендатуры капитан Затологин.— Предан был службе, его любили солда­ты. Но как офицер — слишком молод. Мальчишество, лихачество. А сейчас нужны трезвые головы. Со временем из него бы получился грамотный офицер.— И с солдатской резкостью рубит-повторяет: — Для должности начальника заставы он был слиш;ком молод! Не сумел проанализировать серьезность положения, в котором оказался...
Не так уж и молод был Михаил, ни по возрасту, ни по духу. За три дня до тринадцатого июля (опять эта черная магия цифр!) ему исполнилось двадцать пять, и в этот день стало известно, что его застава по итогам полугодия заняла первое место среди всех застав Московского отряда. Об этом ему сообщил по телефону начальник отряда подполковник Масюк, поздравив с днем рождения.
Я, кажется, знаю, о каком мальчишестве сказал строгий офицер комендатуры. Канцелярию заставы украшали портреты трех лейтенантов — начальника и двух его замов. С надписью на ватмане: «Ум, честь и совесть 12-й заставы». Милая деталь той жизни, которую уже не вернуть.
Михаил был сильным парнем, спортсменом, любил помогать, покровительствовать более слабым, более молодым. Он со школьных лет дружил с парнем, который был моложе его на два года, и принимал участие в его судьбе. В свой последний приезд домой в отпуск Михаил предложил другу Анатолию пойти служить на его заставу — сверхсрочником или по контракту: старший техник заставы увольнялся, и место освобождалось. Анатолий уже отслужил срочную (был в войсках спецназа), но тяга к риску, к военной жизни осталась — «на гражданке» работал телохранителем, сопровождал ответственные грузы, отстреливаясь от рэкетиров, в об­щем,— охранником широкого профиля... Короче говоря, он с благодарностью принял предложение Михаила и ждал телеграмму с вызовом на границу... Вместо телеграммы пришел цинковый гроб. Друзья — офицеры Мерзликин, Воронин, Громов — привезли в Алма-Ату, на казахскую родину, русского парня, убитого на таджикской границе.
Анатолий — здоровенный, сильный, спокойный. И затаенный. Что-то прячет в душе. Улыбка бывает на его крупном симпатичном лице, но смущенная, придавленная, будто нельзя ему улыбаться.
— Мишу я знал лет восемнадцать,— говорит он негромким, притушенным голосом.— В скверике рядом с нашим домом все детство прошло — футбол, городки, мушкетеры... У меня не было старшего брата, Миша его заменил. Ходили в горы, на высоту 4100
метров над уровнем моря... Он был такой человек — из любого трудного положения мог найти выход. Никогда не оставит друга в беде... Однажды мы проходили ледник, и я сорвался в трещину, метров семьсот глуби­ной. Мы были в связке, и я его потащил за
собой. Он как-то смог ледорубом зацепиться. С большим трудом он меня спас, а ведь мог
просто веревку обрезать... Он всегда был молодцом, лучшим среди наших ребят. И вся
их родня такая. Дядя у него — дельтапланерист. Однажды упал в горах с большой
высоты, но выжил, только позвоночник остался поврежденным, и все же работает
тренером по дельтапланеризму. Двоюродный брат — мастер спорта по скоростному спуску. И еще Ваня, его младший братишка, представлен к награде... За тот бой.
Ванек, любимец заставы. Он хотел стать пограничником, как и брат, и после школы приехал в отряд. Время до призыва еще было, и Михаил обучал его солдатской науке. Ваня ходил в дозоры вместе с нарядом, драил казарму, дневалил... А тринадцатого он стре­лял из автомата по моджахедам и пробивался вместе с группой Мерзликина в горы.
Но не быть Ивану Майбороде пограничником. По законам Казахстана брат погибшего не должен служить. Чтобы не превратился в мстителя, чтобы не наломал дров. Да и семья не позволит, не отпустит.
Вместо Вани поехал Анатолий.
— Мы матери слово дали, что отомстим за Мишу,— продолжает он.— Я пришел в военкомат и попросился на таджикскую границу. Послали в окружной военкомат и еще куда-то. Я тогда — к замбою, к замполиту — можно с вами поехать? Взяли без всяких бумажек...— И произносит с силой, по-детски хмуря брови: — Обратной дороги нет!.. Я хочу найти того, кто убил Мишу.

[Николай Памирский]

О жителях кишлака Саригоры

...Над заставой сгущались тучи, и старший лейтенант Майборода ощущал это. Незадолго до нападения он сказал жителям кишлака Саригора:
— Если начнутся боевые действия, уходите в горы, чтобы «духи» не погнали вас впереди себя на траншеи.
Теперь известно: жители покинули кишлак за четыре часа до нападения. Значит, минимум за 4 часа им сообщили об этом? И они ушли, не предупредив пограничников?
На тропе за кишлаком их остановили двое афганцев.
— Возвращайтесь и готовьте для нас лепешки, чай,— сказал тот, который лучше
говорил по-таджикски.— Мы вас не тронем, мы будем убивать только красных и русских.
Дехкане вернулись, но вскоре ушли через другое ущелье. И опять не сообщив пограничникам об опасности. А ведь у жителей кишлака и пограничников были дружеские отношения, они помогали друг другу. Капитан Затологин с присущей ему резкостью говорил мне, что ошибка офицеров 12-й заставы была в недооценке противника:
— Афганцы воюют с 77-го года! Хорошо подготовлены, отлично знают местность. Бо­сиком ходят в горах!
Но и мы уже недалеки от такого прекрасного состояния боеготовности: танкисты на 11-й ходят в галошах.
Михаил недооценил кишлачных жителей? В этом его инфантилизм, страшный грех моло­дости? По-видимому, не предполагал, что на его русское добросердечие они когда-нибудь ответят таким образом...
….. Я спрашиваю, сколько жителей Саригоры погибло в те трагические дни? Центральное телевидение, к примеру, называло цифру — 70 процентов. На меня смотрят удивленно, даже обалдело. Некоторые смеются. И Шира;ли прячет улыбку.
— Одного убили! — говорят мне.— А один был ранен шальной пулей.
Ох эти телевизионщики! Мне рассказали, что съемочная группа из Душанбе уговаривала пограничников сымитировать жаркий бой, в результате которого была якобы освобожде­на 12-я застава, захваченная врагом. Офицеры послали их к черту, но они не пошли так далеко, а в соседнем ущелье сняли какую-то лапшу (и ведь кто-то им позировал!) и показали этот «репортаж» по таджикскому телевидению...
Мы идем в дом, где было совершено убийство. Погиб лесник или егерь — отец большого семейства. У входа нас встречает тощеватый высокий подросток лет пятнадцати — это сын погибшего и, похоже, единственный человек в большом доме.
Проходим в небольшую комнату с высоким потолком и побеленными стенами. Пол не застлан, чисто выметен. Рассказывают, хозяин дома находился здесь, когда кто-то вошел в прихожую, распахнул вот эту дверь и выстрелил в него из автомата почти в упор. В тот момент в комнате находился еще один человек — сидел на подоконнике в двух шагах от двери. Убийца должен был прежде всего увидеть его, наткнуться на него, но не тронул. Где сейчас этот ценный свидетель, видевший убийцу в лицо? Может быть, и поджидавший убийцу? Под арестом или в бегах? И кто убийца? Кишлачные люди не знали или не хотели говорить. И в то же время не скрывали, что был свидетель. Впрочем, об этом наверняка что-то известно «компетентным органам», только каким, их в Таджикистане теперь много.
Лишь позже, когда я покидал кишлак, мне сказали, что лесник был стукачом, доносил начальству заставы. И убит был за то, что хотел предупредить пограничников о нападении. Все в кишлаке об этом знали... Могу добавить, не только в этом кишлаке. Находясь в гостях у таджика-прапорщика в поселке Московский, через «стенку» от погранотряда, я вдруг опять услышал о единственном убитом в Саригоре человеке: «он стукач, хотел сообщить...» И это из уст бесспорно лояльных к нам людей.
Погиб человек, который хотел и мог, наверное, спасти заставу и российских, узбекских, таджикских пограничников. Не позволили спасти. Покарали за этот грех высшей карой. И осталась о нем память: стукач! А не член дружины содействия пограничникам, допустим, не патриот, не мужественный человек, который понимал, конечно, чем рискует: афганцы приходили в кишлак запросто.
С одной стороны унижение — осторожное, трусливое, грязное. С другой — равнодушие: погиб человек, и как в воду канул. Для многих живущих он даже имени не имеет... Не 25 погибло наших на двенадцатой, а 26!

[Николай Памирский]

ОТКРЫТИЕ МЕМОРИАЛЬНОЙ ДОСКИ Ю.КОЛОГРЕЕВУ

22 февраля 2008 года в здании Старомайнского технологического техникума р.п.Старая Майна Ульяновской области состоялось открытие мемориальной Доски Памяти сержанта ПЗ "Саригоры" Юрия Кологреева.
Очерк писать не буду. Как то не связывается всё в единое целое. Отрывки мыслей, какие то фрагменты. Видео с открытия мемориальной Доски выложу на форуме “Погранец”. Смотрите.
И еще. Я заранее извиняюсь перед “Саригорцами” если допустил какие то неточности. Ну рисунок вам может не понравится, надпись на Доске, еще что то. Выступление ведущей открытия. Поверьте, я старался. Если уж есть “ляпы”, простите. Честно скажу – я “не в теме”. Моя граница- это СССР за спиной, и ДРА впереди, а это совсем другое чем Ваша граница- когда впереди чужая страна, и за спиной чужая страна. Это не легче и не тяжелее. Просто другое.

***

С чего всё началось? Наверное с того, что на форуме “Погранец.ру” я увидел тему – “У вас есть друг служивший на 12 ПЗ?”. Друга у меня не было, но у меня был земляк, сержант Ю.Кологреев, погибший в том бою. И у меня было желание узнать как можно больше о том дне, который навсегда вошел в историю моей страны – 13 июля 1993 года.
Я написал на форум и мне ответили. Володя Самборский и Дима Дружинин. Они знали Юру. С этого всё и началось. Потом я стал копаться в интерненте, но практически ничего о том бое не нашел. Пришлось брать отгулы и ехать в областную библиотеку, поднимать подшивки журнала “Пограничник” за 1993 год. Из этих поездок я привез отсканированные очерки о некоторых ребятах, погибших в том бою. Очерки вы можете прочитать на теме “Застава им. 25 Героев” форума “Погранец.ру”.

***

Ко дню пограничника, в мае 2007 года, я написал статью в районную газету о том бое где погиб мой земляк Ю.Кологреев. Статья была большой и ее вначале не хотели печатать- областное газетное начальство утверждало, что районная газета должна писать информационные статьи, а не очерки и что формат районки не позволяет публиковать материалы на всю полосу. Пришлось ругаться с начальством, а и.о. редактора Н.Никишиной (спасибо ей) пришлось сказать мне : “Пусть увольняют, все равно мы это напечатаем!”.

***

И все это время меня беспокоила одна мысль. Подвиг заставы “Саригоры” навсегда вошел в историю погранвойск, встав в один ряд с защитниками Брестской крепости и острова Даманский. А если так, то почему об этом не пишут книги, не ставят памятники?

***

В один из дней я увидел в областной газете что в соседнем районе Председатель Законодательного Собрания области проводит “Прямую линию”. Сразу же пишу в личку Володе Сомборскому чтобы звонил по телефону и поднимал вопрос об увековечении имени Ю.Кологреева. Володя, спасибо ему, звонил из Белоруссии в Ульяновск. Ответа сначала не было, но спустя время Володя дал мне е-майл Законодательного Собрания чтобы я связался с ними и пояснил ситуацию. В Законодательное Собрание я взял все материалы что имелись у меня на тот момент – копии статей, фотографии с “Погранца”, фильм, присланный Димой Дружининым. Меня слушали долго и внимательно. Я понимал, что людям это интересно, что они хотят помочь. Я предложил много вариантов- назвать именем Юры улицу, проводить спортивные мероприятия его памяти, установить мемориальную доску. Выбрали последнее…

***

Перед тем как дать на “Погранце” обьявление о сборе средств на мемориальную доску я посоветовался с Исмаилом. Помню, что он написал, что дело хорошее, только вряд ли мы можем собрать достаточно средств. Потому как почти год форумчане собирали деньги на сервер, а собрали всего ничего…
Но обьявление я дал. Кроме этого выставил на форуме книгу 1951 г. “Стихи о границе” и сказал, что тот кто больше предложит за нее денег тому и отправлю книгу, а деньги отдам на мемориальную доску. Книгу никто не взял, хотя сразу же после обьявления начали поступать деньги. Около 20000 мы собрали за одну неделю!!! Присылали по тысячи, по три, был взнос десять тысяч.
Но, я своё слово сдержал – на открытии мемориальной Доски я рассказал обо всем и книгу передал в Центральный пограничный музей, сотрудники киностудии которого там присутствовали. Думаю это было честно с моей стороны.

***

Обьявление о сборе средств на мемориальную доску Памяти Ю.Кологреева я выставил так же на форуме “Пограничник” и “9 рота”. Рота не откликнулась. Пограничник откликнулся. Думаю это один из немногих случаев обьединивший два форума.

***

Знаете что лично для меня было открытием и самым важным во всем этом? То как люди отреагировали на просьбу помочь деньгами на мемориальную доску. Вопрос с деньгами решился практически сразу, как я уже писал ранее. Но даже после того как я на форуме написал, что деньги собраны, всё равно мне писали в личку, мне звонили и спрашивали – чем помочь? Звонили художники, дизайнеры, звонили люди у которых есть знакомые в художественных мастерских, просто звонили и говорили – чем помочь? Наверное это самое важное в жизни- вот такое неравнодушие.

***

И главный момент – я знаю что кроме Юры там погибло много ребят. Некоторым из них присвоено звание Герой России. И устанавливая мемориальную Доску я вовсе не хотел этим сказать, что Юра чем то лучше. Нет. Просто он мой земляк и я мог сделать только это. Но тот бой, это подвиг всей заставы, и никак нельзя разделить погибших. Они застава! Это их общий подвиг! И мемориальная доска Памяти сержанта Кологреева это дань Памяти всем кто не вернулся из боя 13 июля 1993 года. Я думаю, вы поймете меня.

***

Доску решили установить в здании Старомайнского технологического техникума. Юра учился здесь. Директор техникума В.А.Ильин в своё время учил Юру и он очень искренне и ответственно подошел к этому делу. Это он искал художника чтобы оформить стену, ездил в город заказывать доску, звонил, ругался с кем надо и добивался чтобы мероприятие прошло на должном уровне.
Кстати, в открытие принимали участие и студенты техникума, которым огромное спасибо!

***

Доску мы решили установить в самом техникуме, а не на улице. Тому несколько причин. На улице просто негде- окна и деревья, нет места на стене. А другого здания в поселке, связанного с именем Юры, в принципе нет. Но место выбрано неплохо. На одной стороне стены – картина поверженного рейхстага с надписью “1945”, на другой – горы, пылающая застава и надпись “застава “Саригоры” 13 июля 1993 г.”. Сверху эти две картины обьединяет надпись “ Никто не забыт, ничто не забыто”. Два факта из истории нашей страны, два подвига, два поколения. Рядом – флаг России и пограничных войск.
На противоположной стене – стенд “Помни героев…” с фотографиями о заставе “Саригоры” - М.Майборода, А.Мерзликин, Ю.Кологреев, В.Елизаров, С.Сыч, схема участка заставы, фото заставы, памятника, схема заставы с пояснениями (В.Самборский – тебе спасибо!), список всех ребят…..Все фотографии взяты с форума “Погранец”. Поэтому на стенде, внизу – логотип форума.
Кстати, Доска установлена очень символично. Сейчас это здание техникума, где учился Юра. А раньше это была начальная школа куда он ходил, и ближайший кабинет рядом с мемориальной Доской – это его класс!
Не ругайте что рисунок заставы не точная копия. Мы не стремились к этому. Постарались только чтобы казарма была похожа, вышка и очертания гор.

***

Мы сразу же решили что на доске должен быть портрет Юры, надпись и рисунок символизирующий заставу “Саригоры”. Портрет был единственный. Рисунок предложил Володя Самборский посоветовавшись с ребятами – заставская вышка! Надпись – “ Погиб верный присяге и воинскому долгу, выполняя боевую задачу по охране границы в составе Группы пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан”- идея директора техникума В.А.Ильина. Я еще попросил чтобы кроме фамилии и даты жизни была надпись – “сержант погранзаставы “Саригоры” Московского погранотряда”.

***

Готовясь к открытию я созванивался и списывался со многими, кто учавствовал в том бою. Кто-то обещал приехать, кто-то сразу сказал, что не может. Никто не приехал. Скажу откровенно – до открытия я обижался на это. Но во время церемонии понял, что они правы. Дело не в том, что многие из присутствующих в зале с трудом сдерживали слезы глядя на документальные кадры. Наверное все же те, кто это пережил по-своему воспринимают всё что связано с этим боем. Мы, те кто “не в теме” воспринимаем это искренне, с болью , но не так. И нас в этом тоже нельзя винить и нас тоже нужно понять. Поэтому обид нет.

***

В церемонии открытия принимали участие – Председатель Законодательного Собрания Ульяновской области Зотов Борис Иванович, Глава района, Глава администрации района, Глава посёлка, военный комиссар района, офицеры УФСБ по Ульяновской области, начальник отделения погранконтроля капитан В.Костенко и его сослуживцы, ветераны погранвойск.
Кстати, пограничники нашего отделения погранконтроля через УФСБ узнали о мероприятии, сами дозвонились, уточнили время чтобы принять участие.
Нам, жителям района, было приятно, что на открытие приехали сотрудники киновидео студии Центрального пограничного музея России. Так что кадры с открытия мемориальной Доски вы еще увидите.

***

Право открыть мемориальную Доску Памяти сержанта Кологреева было предоставлено Председателю Законодательного Собрания Ульяновской области Зотову Б. и начальнику отделения погранконтроля, капитану Костенко В. …
К мемориальной Доске студенты техникума возлагают гирлянду Славы. Пограничники, ветераны погранвойск, одноклассники и военком возлагают цветы….
… звучит музыка и идут документальные кадры… Описать это невозможно.. То чувство когда ты сидишь в зале и видишь слезы на глазах мужчин.. и каждой своей клеточкой, каждым нервом чувствуешь, что вот в такие моменты , когда нас связывает что то общее, мы, наверное, и есть “народ”, а не электорат

***

Мама Юры на открытие не пришла. Мы, со сьемочной группой были у нее за час до этого. Плакала.. Вряд ли бы она выдержала там… Выходя из дома мне почему то вспомнились кадры из документального фильма (по-моему “груз200”) где мама Михаила Майбороды стоит на пороге своего дома. В таком же доме, старом, из красного кирпича живет и мама Ю.Кологреева.

***

У родителей Юры не осталось, да и небыло ни одной фотографии с заставы. Даже на могильную плиту сделали плохонькую фотографию в армейской ушанке. С учебки. Другой не было. Буквально за несколько дней до открытия Дима Дружинин написал, что нашел несколько фото с заставы, где есть Юра. И фото, кстати, отличного качества.
Мы сделали так – Дима прислал их мне на е-майл, я отпечатал и…. представляете сами – во время мероприятия я говорю, что от имени ребят, знавших Юру, от имени всех ветеранов Московского погранотряда вручаю вам ( отцу имеется ввиду) фотографии Юры с заставы. В это время на экране появляются фото, а я отцу отдаю отпечатанные… Он был в шоке. Он даже и представить не мог, что такое возможно!!!! Дима Дружинин – спасибо!!!

***

Другим важным событием на открытии было видеообращение к родителям Юры Андрея Мерзликина. Андрей, спасибо, это было очень важно, поверь. Просто земляки Юры, и его родители, первый раз услышали о нем из уст человека, с которым он сидел в одном окопе, из уст командира.
И сьемочной группе Центрального пограничного музея особая благодарность за это обращение.

***

Это было одним из первых мероприятий в рамках 90 летия погранвойск. Символично, что связано оно с заставой “Саригоры”. Символично, что проводилось оно по инициативе ветеранов погранвойск и на их средства.

***

Наверное человек всё же чувствует свою смерть. Андрей Мерзликин в своих воспоминаниях в фильмах говорил, что во время боя был уверен, что останется жив. Может быть эта вера и помогла выжить.
Мама Ю.Кологреева вспоминает, что он просил ее приехать на присягу в Самару (это совсем не далеко от нас). Писал – дескать, мама приезжай пока есть возможность увидеться, а то приеду домой в цинковом гробу. Одноклассница Юры тоже говорит, что встретила его в последний день перед отправкой в армию, они поговорили и он признался ей, что чувствует, что из армии живым не вернется…. Мистика? Не знаю… Это факты.

***

[Николай Памирский]

Еще фото с открытия

[Замбой]

Молодец. Спасибо.