Стихи о границе

[Павел Сердюк]

* * *
Донбасс помогает границе
и шлёт ей надёжных парней.
Прелестнице и чаровнице,
чтоб быть Пенелопы верней,
уехать в холодные дали
диктуют скрижали судьбы.
Вот поезд к перрону подали
и в недрах латунной трубы
возникли тревожные ноты
и дрогнуло сердце слезой,
и густо засеял блокноты
холодной тоской мезозой…

* * *
1973 г.

* * *
На границе хмурая жизнь в сапогах,
нет необходимости в карманных деньгах,
есть шпион игрушечный. Крадись – не дыши…
И на выстрел пушечный пройдись – ни души.

* * *
1973 г.

* * *
Любимая, слышишь,
к тебе взываю,
слов проливая строки.
Прежним именем называю.
Слабости и пороки,
место, в котором я пребываю,
нам не преграда.
Сердце своё, как щит прибиваю,
к вратам. Ты рада?

* * *
1973 г

* * *
Не за Руном я в садах Колхиды,
не славы ради.
Воспоминания – панихиды,
стихи в тетради…

Образ твой в сердце моём хранится –
перед глазами
лежит, как девственница, Граница.
Ждёт со слезами…

* * *
1973г.

* * *
Утро подкралось предательски тихо…
Только отбились, как снова Подъём
вспышкой ракеты сигнальной. Шутиха
сна сократила полезный объём.

* * *
1973 г.

* * *
Кавказ подо мною! Бегу и топаю…
Синее небо ритмично колышется,
а я и тобою пленён и Европою…
Мне на курорте трудно дышится!

Как величава и молчалива
снежная шапка с лыжными трассами!
Мне б отдохнуть в шалаше у залива
( рядом с тобой и съестными припасами )

Стройный лес из южных сосен.
Здесь уже тепло в апреле…
Непрерывный бег несносен,
волочу я ноги еле…

Вечно мокрые от пота
сослуживцев гнутся спины.
Вожделение компота,
гнёт от силы Прозерпины…

Раздался какой-то тревожный звонок,
дневальный кричит у порога…
Во сне я всё бегал, не чувствуя ног,
сон в ногу --- ночная тревога…

* * *
1973 г.

[serg2500]

Классно! Кратко и как ёмко....прям как команды...на границе!

[Павел Сердюк]

Спасибо за отзыв.
Мне тоже нравятся ваши стихи.

[Павел Сердюк]

* * *
Приветы я передавал,
когда предстал перед овал
власть придержащего лица…
Не то, чтоб красного словца,
на словеса любого цвета
мозг наложил от страха вето
и по спине девятый вал
прошёл противной нервной дрожи
и миг, как век был мною прожит.
У прапорщика Лисовенко
такая жилка или венка…

* * *
1973 г.


* * *
Год в сапогах

В обнимку с автоматом,
я стерегу невинность у границ
и выражаюсь, извините, матом
похлеще грузчиков, бичей и проводниц.

Там за спиной храпит страна родная
и видит не казарменные сны.
Скрипит от напряженья ось земная,
три тополя, а может, три сосны

бросают фантастические тени,
а по Плющихе движется народ…
Я вслушиваюсь в шорохи растений,
а в животе урчание и прод.

мне разные мерещатся товары.
Большой в здоровом теле аппетит.
Граница на замке, но он простой и старый
и мне за нарушение влетит.

Я достаю заначенный сухарик
и растворяю жадно за щекой.
Спит Родина, горит Луны фонарик,
я на чеку, но я и под Че Кой.

Мой малый грех бедой не обернётся.
Огромной и натруженной страной,
которая вот-вот уже проснётся,
простится мне. Я вытянусь струной,

отдам я честь, оружие и сменит
меня другой здоровый организм,
но ничего, конечно не изменит
в природе человеков этот изм!

* * *
1974 г.

* * *

Дрожь в руке, как у горького пьяницы,
кисть колеблет уверенно ключ,
нить морзянки, как музыка тянется
сквозь помехи грозящихся туч.

Знак за знаком, как дни за неделями,
набегают, как волны, на бланк.
Обдуваю магнито-метелями
всё: от горных орлов до фаланг.

Я радист и в эфире Кавказа
от морских и до горных застав
я дежурю, согласно приказа.
Долг исполним, кого не заставь!

* * *
1974 г.

* * *

Ох ты ж, моя трёхосная,
дважды однополосная, Станция!
Форма моя несносная,
не посещаю танцы я.

Только политзанятия,
кухня, мишени с дырками.
Утром телоподнятие,
днём суета с придирками.

Вечером скука смертная,
ночью тревожный сон.
Ох ты ж, моя трёхмерная,
ох ты ж, секретов сонм!

* * *
1974 г.

* * *

Одевши сие изделие,
от ваших укрывшись глаз,
ношу на своём на теле я
армейский противогаз.

Опасную лёгким заразу
вдыхаю, как чистый озон.
Не чхал и не кашлял ни разу –
травиться какой мне резон!

Пусть в нём не ласкаю я глаза,
но мой устрашающий вид –
защита от порчи и сглаза…
И газом не буду убит!

* * *
1974 г.

* * *

Разводящий ещё не пришёл.
Значит спит, щекочи его муха!
Опозданьем покоя лишён,
одолела предсменная мука!

Часовые не спят на посту.
Сонный грех – нарушенье устава.
От еды воздержусь, как в посту,
но зато отдыхает застава!

Солнце встало без крика Подъём.
Ну, светило, теперь не до скуки.
Я уже не один и вдвоём
мы почешем язык, ноги, руки…

* * *
1974 г.

* * *

Нас хлебом не кормите,
а дайте нам поесть.
В меню вы нам вмените
жиры, белки – то есть,
питайте до отвала,
чтоб есть, что есть и пить,
и чтоб не уставала
рука врага рубить.

Не надо лучше зрелищ.
Да здравствует еда!
В реке полно форелищь.
До Страшного Суда
ещё осталось время –
простится этот грех.

К машине! Ногу в стремя!
Есть множество прорех
в душе, в мозгах, в кармане.
Ещё тонка кишка.
Лукаво манят мани,
шашлык у кишлака,
течёт вино и слюни…
Урчанье в животе.

Мы устоим! не клюнем
на разносолы те.
И сохраним секреты,
имущество и честь.
Как пахнут сигареты!
Им хочется прочесть
восторженную оду.
Присяга же крепка!
Лишь хлеб едим да воду,
зато душа легка.

* * *
1974 г.

[Поэт]

Молодец. Очень здорово! Вроде без изысков но красиво и очень профессионально! Выкладывай ещё.

[Павел Сердюк]

* * *

Эй, замполит!
Что так болит
у меня под значком?

Хитрым зрачком
ты посмотри и успокой.
Твёрдой рукой
ты приоткрой дверцу.
Выпусти пар.
Ты ведь не стар.
Помнишь, как ты любил
и тосковал!
Час мой пробил,
холод сковал
и тяжело сердцу.

Но замполит
водкой залит…
Скисли мозги.
Энгельс! Ни зги…

* * *
1974 г.

* * *
О, как мне хочется домой
из этой армии зелёной
Есть путь по воздуху прямой.
Душе, в тревогах закалённой,

не стоит тяжкого труда
посредством мысленных вибраций
в мечтах перенестись туда
через табу адмистраций.

Быстрее срочной телеграммы
явить себя во всей красе
пред ясны очи нашей мамы.
Вот и желанья, в общем, все.

* * *
1975 г.

* * *
Письмо другу.
Был ты пешим на гражданке,
шёл себе куда хотел,
а теперь водитель в танке –
круглолицый твёрдотел.

Танк тяжёлый, как похмелье,
быстрый, как табун коней.
Почвы враг и земледелья,
укреплений, рвов и пней.

Танк тебе тюрьма родная,
дом и танцы и кино.
И любя, и проклиная,
в нём несёшь ты службу, но

толстолобый слой металла
прячет вас от пуль и взглядов.
Без металла б вас не стало,
вам железо очень надо.

Ешьте яблоки, родные,
феррум в них всегда в избытке
и гоняйте заводные
ваши камеры для пытки.

* * *
1975 г.

* * *

Целый день в движении – на ногах,
в службопостижении и в бегах.
Сапоги накрашены, воротник подшит…
Прапор мою тумбочку потрошит.
Стройные, зелёные стали в ряд…
Получил вне очереди наряд.
Вся посуда вымыта, и котлы блестят…
Дембеля мне гордости не простят.
Я радист, радирую, всё могу…
Коды адаптирую, ни гу-гу…
Надоело корчиться, хоть беги…
Год прошёл ,и новые дали сапоги.
Стриженные головы, как ежи…
Дембелей уволили, легче жить.
Очередь короткую выпустил в мишень…
На обед с селёдкою дали вермишель.
Что-то ходят хмурые тучи вдоль границ…
Изучил инструкцию в пять страниц.
Подписали дембельский нам приказ…
Можно выпить стопочку, кто припас.
Все этапы пройдены, Боже мой!
Услужили Родине и домой…

* * *
1975 г.

* * *

Самое главное в армии – Люди!
Их беспокоят пустые желудки.
Хлебная крошка не сохнет на блюде,
тайна военная в простенькой шутке:

ДЕРЖИСЬ БЛИЖЕ К КУХНЕ!

Я сегодня рабочий по кухне…
Сокращённо в наряде: Эр Ка.
Эх, картошечка милая, ухнем!
За два года набита рука…

Плохо – поднимают рано очень.
Сон мы компенсируем едой.
Стряпаем от ночи и до ночи,
обливаясь потом и водой.

Но имеем удовлетворение
чувствовать в набитом животе
жаренной картошки растворение…
Счастье в сковородке на плите!

И в награду радостные лица
сослуживцев – братьев по ружью.
Кашей, как поэмой насладиться,
видя, как едят еду мою!

* * *
1975 г.

* * *

Не отличаясь от картошки,
я тоже рос тогда в мундире,
и тоже был весной посажен,
но в неприступную казарму,
где между мной тогда и светом
был старый чёрный выключатель.
А позже был зарыт я в землю,
точней, присыпан, как картошка,
в окопе гусеницей танка.
Но ел я - только макароны,
в которых сплющенные дырки
напоминали папиросы,
раздавленные сапогами.
А уж раздавленные гильзы
лежали кучами и гюрзы
брезгливо морщили носами,
их обползая, оскорбляя
изобретательных китайцев
за их вонючий чёрный порох.
Они ж придумали бумагу,
но подтирались мы газетой,
а письма - на секретных бланках
домой писали, и подругам.
Страшнее аспидов ползучих
и гадов, звёздами прикрытых,
и старослужащих ущербных
была лишь каторжная скука,
точнее, грешная тоска
по малой Родине, по маме,
по книгам, музыке и спорту,
а иногда и по картошке.
И презирал я в блоке НАТО
лютее всех – американцев -
за колорадского жука,
бордели, их футбол и виски,
которых нам так не хватало,
учитывая тягу к кайфу
в любом здоровом организме…
Но всё же, больше за жука!

* * *
1975 г.

* * *

Я службу отслужил, как поп,
в передграничной армии два года.
В пехоте, то есть, земляной окоп
мне был и лежбищем, и кафедрой. Погода
в том климате творила чудеса.
Мне повезло – служил я на Кавказе!
Роскошные сосновые леса,
забор из гор. Как значилось в приказе,
я был радистом, то есть, понимал
премудрость азбуки тире, помех и точек.
И я боеготовность поднимал,
не пропустив спиртного ни глоточек.

* * *
1975 г.

* * *

Чтобы враг не думал даже
притаиться за грядой,
день и ночь стоит на страже
пограничник молодой.
Ветер резко клонит ветку,
рвёт соцветия травы.
Иностранную разведку
здесь фиаско ждёт, увы.
Пограничник смотрит зорко,
крепко держит автомат.
Чтоб прорыв врага ( позор как)
в свой родной военкомат
не принёс пакет картонный
с гордым гербом в сургуче,
изучает многотомный
он устав в своей в. ч.
Дома ждёт его родная
пролетарская семья,
и такая неземная
комсомолка. Грудь ея
от волнения сгорает,
целомудрие храня.
Кропотливо выбирает
в лексиконе у огня
нежные слова. Слюною
клей разжижит страстный рот,
чтоб мурашкою спинною
каждый речи оборот
пограничник на заставе
после службы ощущал
и любовь в крови составе
в клетку каждую впущал.
И тогда - Державы ради -
долг исполнит до конца
и представленный к награде,
вспыхнет счастьем у венца

* * *
1975 г.

* * *

Как мы беспечно жили,
дни суетой стирались.
Спой, замполит, скажи ли
слово, чтоб мы старались.

Нам тяжело в ученье,
как завещал Суворов.
Скучно порой вечерней
от бесконечных споров.

Нашей любви "предметы"
пишут нам крайне редко.
Нашей тоски приметы
выдаст грудная клетка.

Скоро наступит осень,
и опадут листочки…
Шапку с башки - и оземь.
Дембель, годки-годочки!

* * *
1975 г.

[Павел Сердюк]

* * *

Целюсь, стреляю, огонь подавляю,
ливням и вьюгам себя подставляю,
ползаю, бегаю – не избегаю…
Сердцем и телом тебе присягаю!

* * *
1973 г.

* * *


Дрожь в руке, как у горького пьяницы,
кисть колеблет уверенно ключ,
нить морзянки, как музыка, тянется
сквозь помехи грозящихся туч.

Знак за знаком, как дни за неделями,
набегают, как волны, на бланк.
Обдуваю магнито-метелями
всё: от горных орлов до фаланг.

Я радист – и в эфире Кавказа,
от морских и до горных застав
я дежурю, согласно приказа.
Долг исполним, кого не заставь.

* * *
1974 г.

[Павел Сердюк]

Поэту.
Спасибо! Выкладываю всё, что накопилось за 30 лет...

[Поэт]

Шикарно!!! Земляче .... я сам из Краснодона призывался.... а ведь в те годы за некоторые твои вирши можно было больше чем ГУБУ схлопотать.

[compozitor]

Здорово! По-настоящему написано!