Румын по имени Валера

[Станиславский]

Эту историю рассказал мне наш зампотех.
Судьба сильно потрясла его. По воле обстоятельств он послужил и в шурупии в ЗРВ и в пограничных войсках, пожил и в Белорусии и в Грузии и в Приморье.
Исходя, из того, что старый, лысеющий подполковник служит сейчас в ПВ и является одним из лучших зампотехов регионального пограничного управления, кидаю рассказ к пограничникам.

***
- Да, Борисыч, покидала меня судьбинушка. А вот я тебе такой случай расскажу из своей жизни. До сих пор смеюсь…

Был я сопливым лейтенантом, только-только закончил училище. И, на тебе - не успел в часть приехать после отпуска курсантского, как нас срывают и везут куда-то!
Из истерических команд и всеобщей неразберихи понимаю, что предстоит мне ехать на полигон Ашулук, аж под самую Астрахань для произведения учебных пусков комплекса С-75.
А мне, в принципе-то, что? С одного поезда сошел, на другой сел и поехали. Жены нет. Детей нет. Красота. Да и люблю я поездить. Жажда странствий у меня тогда была...
Короче говоря, пробыл я на постоянном месте дислокации всего один час и сколько-то там минут... Только и успел представиться командиру, да в строевую часть сбегать, где меня и направили к моему первому командиру роты Вите Степину. А Вите некогда было со мной рассусоливать. Быстренько познакомились, и я получил свой первый офицерский приказ: «Берешь этих тридцать засранцев и сухпай на двое суток. Оружие и экипировку проверь до тренчика последнего! Если не будут слушать - в морду лупи не разговаривая! Погрузка через двадцать минут. Размещение на тебе. Доклад мне лично. Удачи» .
И растворился, проговорив всю эту белиберду, и облегченно скинув часть груза с себя на меня.

Как я знакомился с любимым личным составом расскажу в другой раз, тем более и в морду приходилось и по всякому.

Ну, да ладно...
Поехали… Прибыли…
Определились со стрельбовой площадкой...

***
Ах, Ашулук...
В советские времена там стреляла половина Европы и даже часть Азии. Жил еще Варшавский договор и небо над полигоном было дивно расчерчено инверсными следами ракет... И палили в белый свет и русские, и венгры с чехами, и немцы с поляками, и даже вьетнамцы с корейцами…

***
Надо сказать, что мое, еще курсантское, ХБ настолько растрепалось, и что, посмотрев на мой облик Витя брезгливо произнес спич о том, что в такой одежде неприлично появляться перед инспектирующими старшими офицерами, а затем кинул мне в руки совершенно новенькую форму: «Носи, на тебя как раз будет, а от меня не убудет, благо начальник вещевого склада земляк мой».
Так я в первый раз в жизни пощупал «афганку-песчанку»...

***
Стрельбовой площадкой командовал военнослужащий в звании капитана. По всему было видно, что он доволен своей службой. Площадка находилась на весьма выгодной позиции. Неровности ландшафта отсутствовали, что создавало благоприятное положение средствам наведения. Капитан был стар и мудр. Хоть он и видел нас в первый раз, но душевно рассказал нам про позицию, поделился особенностями ведения огня и, вообще, намекнул на то, что и выпить бы не грех.
Выпили. Покалякали. Сначала о жизни. Потом о бабах. После пятой, или шестой, завели, как водится сугубо профессиональный разговор. У военных всегда так - как выпьешь, так и про службу.

Вдохновенный гомон прервал звонок потрепанного ТА-57 с которого свешивались сопли полевика уходившие куда-то в черноту бункера.
- Епть... Млять... Драть... Бочку соляры ... Сношать...
Батарейка в ТА-57 была видимо совсем новой, поэтому, даже сквозь покрасневшее ухо товарища капитана мы поняли, что если гостеприимный начальник стрельбовой площадки не завезет бочку солярки на электропитающую станцию другой стрельбовой, то его подвешают за яички...

А я не пил в то время. Так... Рюмку-другую, и то иногда...
Стали рядить-гадать кому старшим машины ехать. Начальник стрельбовой (Васей его звали) с ходу заявил, что ехать старшим машины не имеет морального права, ибо пьян в сиську, поэтому ему нужен трезвый прапор, или, на худой конец - я. Компаньон ему нужен, короче говоря.
На худой конец я не хотел. Я вообще не хотел на конец. Ни на толстый, ни на худой. Но жажда странствий...
Кинул Вася мне в руки длинную и тяжелую бутыль с «Александрионом»* пригодится мол, и объяснил это взяткой от румынских товарищей, которым он по благородству души обеспечивал уничтожение цели. Как он обеспечивал, Вася умолчал…

Смеркалось...
Загрузили мы в зилок бочку и с песнями двинулись.

«С песнями» сказано грубо. Пел один Вася. Водила угрюмо молчал, а я вежливо мычал. Сначала Вася пел, про то, что «...старинные часы, еще, видите ли, идут...», затем плавно перешел на репертуар Софии Ротару и бессмысленно начал выкрикивать: «...я, ты, он, она - вместе целая страна...» и неизвестно чем бы это закончилось, но, блеснул огонек катафота.
Вася прервав лошадиный концерт, по-кучерски заорал: «Тпру!!.. Стой, мать твою!!», и мы остановились.

Справа, на обочине, стоял ЗИЛ-157 с военными номерами. Рядом два мужика прикрывали глаза ладонями и безудержно матерились. На дверной приступке «сто пятьдесят седьмого» была разложена нехитрая закуска и высился дореволюционный, полуведерный штоф. Пустой.

Велев водиле вырубить фары Вася подошел к мужикам и о чем-то заговорил с ними. Сначала они говорили спокойно, потом Вася начал яростно жестикулировать и со зверской рожей проводить резкими движениями ребром ладони по горлу. Мужики в ответ с не менее зверскими мордами проводили по горлу у себя.
Минуты через две видимо пришли к консенсусу. Вася замахал мне руками, иди, дескать, сюда. При этом сделал международный жест, растопырив мизинец и большой палец правой руки, а потом щелкнул себя в районе кадыка.
Прихватив коньяк я подошел.
Мужики оказались Васиными знакомыми из персонала обслуживающего как раз ту самую стрельбовую площадку. Сбежав от своих баб они обмывали завершение трудового дня, но за выпивку соглашались доставить соляру на позицию, до которой было еще ого-го сколько пилить. Таким образом Вася убил двух зайцев сразу. Свалил доставку на местный персонал и обрел возможность освежить русский дух румынским коньяком.

Мужики пьяненько поздоровались со мной и я кивнул им в ответ.
Вася начал разливать коньяк и воззрился на меня, типа, будешь? Я опять в ответ кивнул.
Один из мужиков забухтел, что скоро в степи вообще не будет ни одного русского человека, мать их растак всех этих прочих, там, шведов, показав знакомство с творчеством революционного поэта Маяковского, а второй скептически воззрился на мою тщедушную фигуру…

Тяпнули по первой, а потом и по второй. Вася с мужиками решали какие-то проблемы, а я тоскливо молчал, и собирался уже идти в кабину поспать, как капитан налил по третьей и вопрошающе произнес «За них?».
Что мне оставалось делать? Кивнув в третий раз, я не чокаясь поскорее опрокинул «александриона» в глотку.
Напиток еще не дошел до моего желудка, как ближний ко мне мужик раскатисто заржал и заорал, что вот, мля, басурманин долбаный, а понимает, за что третью пьют! При этом он со всего маха вдарил по моему юношескому плечу. Удар накачанной руки (на зилу 157, как ты знаешь нет гидроусилителя) поверг мое хрупкое естество в придорожный бурьян.

Натужно закашлявшись, я встал и матерно выругался. Оба водилы-алкаша остолбенели, а тот, что ударил меня растерянно произнес: «О мля, он еще и ругается по нашему! Ах, ядрена мать, неужели Чаушеску учит их по-русски материться?»
Я был уже достаточно пьян, поэтому, как советский офицер решил не спускать очередное оскорбление погонам. А на погонах моих не было звездочек, и мандавошек в петлицах не было, и на кепке не было кокарды, ибо я еще не успел оборудовать свою новую «песчанку»...

Для поднятия боевого духа, я еще раз выругался в три загогулины и, заорав, что «наших бьют» молодцевато влупил под-дых политически-грамотному амбалу-водиле.
Водила, даже не покачнувшись, вытаращился на меня широко раззявленными зенками. В темноте они белели как у негра. Напарник его открыл рот, да так и застыл...

- Бля, так ты русский? - проговорили они одновременно.
- Нет, бля...

А я действительно не русский.
Папа у меня белорус и мама у меня белоруска ... Что я...Врать им буду?..

- А откуда ты так здорово по-русски говорить научился?
- Дык, епть... Это...
- Да ладно тебе, рассказывать (облегченно вздыхают). А мы-то и думаем, какого хрена ты, русский, им служишь?

Тут уже я удивляюсь, в свою очередь:
- Позвольте, мать вашу, кому это «им»?
- Дык румынам же! Форма у тебя румынская**, коньяк румынский, по-русски блеешь кое-как, только киваешь...

Этот диалог прервали икающе-всхлипывающие звуки.
Капитан Вася катался по земле и заливался идиотским смехом. Он ржал долго и страшно. На глазах его выступили слезы...

Стоило большого труда объяснить двум пьяным мужикам, что форма у меня наша, советская, только нового образца, и вообще я белорус, и зовут меня Валера, и фамилия у меня Грицкевич, и коньяк не мой, а Васьки, капитана-взяточника...

Помирились. Посмеялись. Допили коньяк и разъехались разными дорогами...

***
Думаешь что я сделал по приезду на свою стрельбовую?
Хоть и пьяным был в сиську, сразу навешал мандавошки, пришпилил звездочки и зубубенил в лоб кепки не защитную, а ОБЫКНОВЕННУЮ, краснозвездную кокарду! Я не менял эту кокарду не взирая на замечания командира дивизиона до самого окончания стрельб и прибытия на ПМД.
Пить я с тех пор бросил вообще.
Уж больно не хотелось мне быть больше «румыном».

------------

* Александрион – румынский коньяк
** Румынская полевая форма действительно походила на нашу «песчаную» ХБ

[Викка]

С удовольствием прочитала! Супер!

[Синицын Дмитрий Николаевич]

Прикольная история!