Азербайджанский погранокруг

[Беляев Сергей Николаевич]

Служба моего отца - Беляева Николая Тихоновича в Азербайджанской ССР продолжилась.

Ленкоранский погранотряд

Беляев Николай Тихонович

Город Ленкорань являлся районным центром. Стоял, как и г. Астара, на берегу Каспийского моря, но в сравнении с последним был более крупным. В городе было много промышленных и продуктовых магазинов, были кинотеатры и клубы, небольшой парк с танцплощадкой, базар, ресторан и т.д.

Квартиру двухкомнатную с верандой мы получили сразу же в домике, расположенном рядом со штабом отряда. Отряд имел свой большой клуб, магазин военторга и небольшой стадиончик.
В этом же доме на втором этаже жил и мой начальник Литвинов И.И. Семьи наши сдружились, бывали друг у друга. Еще с двумя семьями, жильцами нашего дома у нас установились хорошие отношения: Лузик Иван с женой Аллой, детей у них так и не было, и Викторов Александр Григорьевич с женой Любашей. Старший лейтенант Лузик являлся офицером технической службы, а капитан (затем и майор) Викторов А.Г. состоял в должности старшего офицера 1 отдела.
Лузик Иван в период «хрущевского сокращения Вооруженных Сил» из войск уволился и выехал на жительство в г. Кишинёв, где работал в Совмине, инженером. Один раз за всё время мы навестили их, будучи на отдыхе в Одессе. Переписка как-то прекратилась, и где сейчас они, бедолаги, проживают и живы ли вообще, не знаем.
Викторов А.Г. сейчас в Ленинграде. Имеет воинское звание генерал-лейтенант. Служит ещё и командует Северо-Западным погранокругом. С ним мы вместе работали четыре года, вплоть до моего увольнения в запас. Отношения между нами сложились хорошие, продолжаются и по сей день. (http://shieldandsword.mozohin.ru/per...ktorov_a_g.htm , прим БСН).

В Ленкорани я оперативно обслуживал штаб отряда и все подразделения пограничного гарнизона. Изредка бывал у оперсостава на комендатурах, но в основном работал в гарнизоне. Командировками же к сотрудникам на места больше занимался мой начальник подполковник Литвинов И.И.

Работы хватало, но с семьей я теперь был вместе чаще. Наряду с работой я, как и прежде, был активным участником художественной самодеятельности. Правда, теперь уже не как руководитель, а как рядовой участник. Своё амплуа тоже сменил – стал конферансье. Вот так-то. Супруга моя в ленкоранский период жизни от самодеятельности отошла, посвятив всю себя воспитанию детей.

Хочу отметить, что и моя «творческая» деятельность на подмостках пограничной сцены закончилась именно в Ленкорани. Два момента предшествовали этому событию.

Момент первый. Как-то в наш отдел прибыл с группой проверки начальник окружного отдела из Баку полковник Ищенко Козьма Петрович, кстати, уроженец «земли вологодской», а значит и земляк моей супруги. Комиссия работала, проверяла нашу деятельность. Полковник Ищенко К.П. находил время побеседовать с каждым сотрудником отдела. Дошла очередь и до меня. Поговорив по профессиональным вопросам, он как бы, между прочим, спросил
-Говорят, товарищ Беляев, вы художественной самодеятельностью увлекаетесь?
Я ответил утвердительно.
-Что ж, это хорошо, - продолжал он. – Только чего это вы Тарапуньку из себя изображаете? Серьезный человек, чекист и вдруг – Тарапунька? Не солидно шута из себя строить…
Так и хотелось мне после такого заявления руководителя окружного масштаба сказать ему, что он очень слабо разбирается в искусстве. По его мнению, я, видимо, и на сцене должен выступать со «щитом и мечом», изображать из себя «грозу контрреволюции». Ничего подобного я, конечно, не сказал, но в душе остался нехороший осадок, хотя и шел разговор в полушутливом порядке. Понял я, что мое участие в художественной самодеятельности не совсем одобряется «высоким начальством».

Момент второй и…последний.
Готовили мы очередную программу концерта. В одном из сборников, предназначенного в помощь «солдатской художественной самодеятельности», я подобрал один небольшой рассказ юморного содержания, выучил его наизусть и решил рассказать со сцены.
Содержание его таково. Солдат, находясь в наряде дежурного по автогаражу, присев к столу, уснул. И снится ему сон. Будто к нему подошел из их деревни дед Матвей и стал его упрекать за сон на посту. Мол, во дворе мороз лютый, у машин из радиаторов вода не спущена, замерзнет, радиаторы полопаются, и машины выйдут из строя. Как же он, бессовестный, спит на службе.
Затем, как это обычно бывает во сне, дед Матвей превратился в козла с бородой и начал его усиленно бодать. Солдат проснулся и видит рядом с собой командира взвода, который трясет его за плечо. Солдат вскочил, а командир взвода объявил ему за сон на посту 5 суток гауптвахты.
Таково содержание, вкратце, рассказа. Мне пришла мысль в голову. Учитывая, что проходим службу в Азербайджане, поддерживаем хорошие отношения с местными жителями, несколько приблизить смысл рассказа к реальной действительности. И я решил заменить слова дед Матвей на слова – дед Мамед. Поделился этой идеей со своим коллегой по самодеятельности, который её одобрил.
И вот наступило время нашего выступления. В этот день в части проходила отрядная партийная конференция, после окончания которой, вечером, мы и давали концерт. Командованием и политотделом отряда на конференцию были приглашены и партийные руководители города во главе с первым секретарем горкома партии, который, кстати, был порядочным чинушей и особенным уважением у местных жителей не пользовался. Принимали участие в работе партконференции и представители политотдела округа.
Конференция закончила свою работу, и вечером после ужина все ее участники собрались в клубе для просмотра концерта.
Все шло хорошо до моего выступления. Когда я выступил со своим рассказом, было много смеха в зале, слышались и аплодисменты. Но я увидел и другое. С первого ряда поднялся первый секретарь горкома со своей свитой и с рассерженным лицом покинул зал. За ним последовали «в полусогнутом» положении окружные и отрядные политотдельцы, а через некоторое время из-за кулис в штаб был приглашен и я.
На сцене продолжался концерт, а с меня в это время снимался «допрос». Где это я вычитал такой рассказ, не сам ли его сочинил и т.д., и т.п. Оказывается, местный партийный босс был, видите ли, разгневан тем, что я «осмелился» оскорбить одного из уважаемых аксакалов, сравнив его с «козлом с бородой». Что я чуть ли не посеял своим рассказом «межнациональную рознь». Выслушав своих «обвинителей», я показал им сборник Воениздата, где был помещен указанный выше рассказ. Здесь же пояснил, что замена имен Матвея на Мамеда преследовала благородную цель, и секретарю горкома следовало бы более внимательно слушать содержание рассказа. Что целью замены слов преследовалась не «национальная рознь», а наоборот – укрепление дружбы народов, выполнение на практике лозунга «Советская армия – детище народа».
Раздосадованный, я покинул «зал своего судилища» и в клуб, продолжать вести концерт, больше не явился. Всё, сказал я сам себе, с «артистической деятельностью» покончено. Больше я уже в самодеятельности не участвовал. Политотдельцы, правда, на второй день приходили ко мне и просили не обращать внимания на это «недоразумение». Что они переговорили с секретарем горкома и все «утрясли», что он все понял и «обида» его прошла. На все их словоизлияния я ответил, что это не «недоразумение», как они изволили выразиться, а чистое оскорбление моего достоинства. От участия в художественной самодеятельности в дальнейшем я наотрез отказался. С этого случая «Колька-артист» кончился, остался оперработник товарищ Беляев. «Палочка артистической эстафеты» была передана моей супруге, которую она с достоинством пронесла все годы нашего пребывания в Мегринском пограничном отряде, о чем будет сказано ниже.

Вот сейчас вспомнил еще один смешной эпизод, связанный с моим участием в художественной самодеятельности. Расскажу о нем, и поставим точку на этой теме.
Было объявлено, что в этом году будет проходить смотр художественной самодеятельности пограничных частей Азербайджанского погранокруга. В смотре принимало участие 8 коллективов. Система смотра была такова. Два соседствующих погранотряда соревнуются на первом этапе между собой, выступая с концертами друг у друга. Таким образом, получалось четыре пары. Четыре коллектива, занявшие в своих подгруппах первые места, вызывались затем на смотр в Баку, где уже между ними разыгрывались первые три призовых места.
Мы соревновались с Пришибским погранотрядом. Сначала они выступили у нас в Ленкорани, а затем мы поехали к ним в Пришиб. Места определяла окружная комиссия. Должен сказать, что программа концерта наших «конкурентов» и ее исполнение мне лично понравились. И что первое место заняли мы, это уже дело комиссии. Но вопрос не в этом. Когда мы выступали в Пришибе, начальник этого отряда, Герой Советского Союза, полковник Меркулов Матвей Кузьмич очень уж рвался вперед. Рассказывают, что он заранее предупредил своих будущих зрителей, чтобы поменьше нам аплодировали, а при удобном случае и освистали бы нас. Но из этого у него ничего не вышло. Зрители нас встретили очень тепло, много аплодировали, а отдельные номера даже, как говорится, проходили на «бис».
Чувствуя, что первое место от них ускользнуло, полковник Меркулов М.К. пошел на другую уловку. При подведении комиссией итогов он заявил, что у нас в коллективе явная «подстава», что среди наших участников есть «чужие люди», артисты-профессионалы. Увидев меня, он указал в мою сторону пальцев и изрек
- Вот, полюбуйтесь на него. Это же не их человек. Это артист. Я, будучи в Баку в театре музкомедии, своими глазами его там видел на сцене.
Комиссия пригласила меня к столу и попросила мои документы. Я был в военной форме и выложил им свое удостоверение личности. Просмотрев его, председатель комиссии сказал начальнику отряда, что он ошибается, что я действительно человек военный и являюсь старшим оперуполномоченным Особого отдела Ленкоранского пограничного отряда.
Но начальник отряда и здесь нашел зацепку
- Вот видите! Я же говорил, подставное лицо. Он же особист, а у них другая воинская часть!
Все засмеялись. Довод начальника отряда оказался несостоятельным. Особистам не возбранялось участвовать в художественной самодеятельности отрядов, которые они оперативно обслуживали. Первое место осталось за нами. Хочу добавить, что с этим, в общем-то, неплохим по сути дела человеком мы через несколько лет встретились вновь в Алма-Ате, оба в новых должностях и в других званиях. Я являлся заместителем начальника Особого отдела по Восточному погранокругу и имел звание - подполковник. Матвей Кузьмич был начальником этого пограничного округа и имел звание - генерал-лейтенанта. Пять лет мы трудились, как говорят, «бок о бок» при хорошем взаимопонимании друг друга. (http://shieldandsword.mozohin.ru/per...rkulov_m_k.htm , прим БСН).

А служба и работа в Ленкорани продолжалась. Несколько она стала разнообразной и в материальном плане. Свежая, да и солено-вяленая рыбка стало чаще появляться на семейном обеденном столе. Черная икорка появлялась. Кстати, черную икру мы иногда покупали у «спекулянтов» - рыбаков, которые «драли» за неё аж по 30 рублей за килограмм. Что, улыбаетесь? Да? Но это чистая, правда.
…
В отрядной школе сержантского состава в г. Ленкорани обучались два брата-близнеца – Иван и Александр Герасименко. Оба рослые, черноволосые, а главное – совершенно неотличимые друг от друга на лицо. Таких схожестей я, честно говоря, в жизни своей ни до, ни после не встречал. Курсанты их не различали и Ваню называли часто Сашей, а Сашу – Ваней. Ребята они были способные, занимались прилежно и школу сержантов закончили «на отлично». Обоим присвоили звание «сержант» и поощрили краткосрочным отпуском с поездкой на родину.
Возвратившись, Александр потом рассказывал. Их на вокзале встречали родители и их любимые девушки. Родителям-то что. Им все равно, кто Саша, а кто Ваня. Обнимают, целуют их и радуются. А вот когда, оправив на себе гимнастерки и приняв стойку «смирно», они предстали перед своими девушками – те растерялись и никак не сориентируются, какой к какому подходить. Стоят перед ними два молодца, сержанты-пограничники в зеленых фуражках и оба молчат. Они еще в дороге договорились разыграть такую сценку.
Первым не выдержал Иван и тихим голосом позвал свою Машеньку. Та бросилась к нему, а вторая к другому, догадываясь, что это и есть ее Сашенька.
Но еще до этого эпизода произошел с ними один смешной случай.
Как-то один из братьев вечерком «рванул в самоволку». В ближайшей забегаловке он пропустил две кружки пива, снабдив все это еще 150 граммами водки. И не заметил, бедолага, что здесь же находилась группа местных чиновников во главе с одним из представителей городской власти. Видели они его «причастие святой водицей». Группа эта вышла на улицу и, остановившись у дверей столовой, закурила. «Братец», закончив вышеназванную операцию со спиртным, ринулся на выход, чтобы поспешить в часть. У дверей налетел на одного из членов группы. Чуть не уронил его на тротуар. Завязалась небольшая потасовка. «Доблестный пограничник» сумел вырваться и бегом рванул в часть, оставив, к сожалению, «на месте боя» свою фуражку.
«Чиновники» подобрали её и с этим вещественным доказательством направились в часть. Дежурному по отряду они хором заявили, что хозяин этой фуражки у них на глазах пил водку, а затем набросился на «уважаемого руководителя» с кулаками.
Дежурный чувствовал себя неловко, задет опять «национальный вопрос». Офицеры, занимавшиеся разбирательством, прочитали фамилию владельца фуражки, написанную внутри головного убора, и решили схитрить. Привели на «опознание» второго близнеца, который был чист как стеклышко и от него, кроме ружейного масла, никаким спиртным не пахло.
Увидев вошедшего близнеца, о существовании которого «чиновники» не имели ни малейшего представления, они в один голос заявили, что это тот самый солдат, который «избывал» ихнего руководителя. Тогда им культурно заметили, что они, видимо, ошибаются, т.к. этот солдат вопреки их заявлениям совершенно трезвый.
«Потерпевшие» «обнюхали» его со всех сторон и, разведя руки, должны были согласиться, что от солдата действительно спиртным не пахнет. Здесь их успокоили наши офицеры, пообещав во всём разобраться и поставить их в известность. Последние «величаво» удалились. Наши подзатянули «разбирательство», и инцидент постепенно заглох. «Чиновники» перестали им интересоваться, и на этом дело было закончено. Близнецов пожурили для острастки, но наказывать не стали. Ребята, как я уже сказал выше, были хорошие, и портить им армейскую службу было неразумным.

В этом отряде в одном случае мне, по указанию «свыше», пришлось выступить, так сказать, в роли «судебно-медицинского эксперта». Дело было так.
В один из выходных дней лета из Пришибского погранотряда на песчаный берег Каспия приехали на машинах покупаться в море и позагорать полковник Меркулов М.К. и его заместитель по снабжению.
Как водится в таких случаях, «отдыхающие», видимо, прихватили с собой кое-что из крепких напитков, далеко не прохладительных. Принимая морские ванны, они принимали вовнутрь и вышеуказанные напитки. Безусловно, нормы приема, как потом выяснилось при подсчете пустых бутылок, явно не соблюдались.
И вот этот снабженец, резвясь в море, как каспийский тюлень, нырнул и … больше не вынырнул. Тело его потом вытащили прибывшие к месту купания наши пограничники и доставили в санитарную часть отряда. Доставка, правда, совершалась без «траурного марша» отрядного оркестра. На сей раз руководители и сослуживцы «снабженца» правильно посчитали, что его гибель не явилась следствием «героического подвига во славу погранвойск» и тем более «во славу Родины».
У погибшего остались жена и двое детей. Встал вопрос о назначении им пенсии. Но погиб-то он не при исполнении служебных обязанностей. Надо было подвести это событие под «несчастный случай», и ни о каких «крепких напитках» не могло быть и речи.
Создали комиссию, в состав которой включили и меня, как представителя «контрольного органа», который мог бы засвидетельствовать этот «несчастный случай».
Я понимал всю надуманность рождения такого «правового» документа. Но понимал и другое – дети-то здесь при чем. Они и их мать, почему должны страдать, оставшись без кормильца и средств для существования. И в душе я решил – надо помочь детям.
У операционного стола, на котором врачи распарывали живот и выворачивали внутренности трупа, я не находился. Был во дворе. Я просто физически не мог переносить такие «картинки». Поэтому я ждал, когда будет составлен медицинский документ, чтобы подписать его, не вникая в содержание.
Но тут подходит ко мне председатель комиссии и приглашает осмотреть труп, обнюхать и убедиться, что спиртным не пахнет.
Услышав это, у меня голова закружилась, и потянуло на рвоту. Я бешеными глазами глянул на председателя и, давясь кашлем, еле проговорил, чтобы он убирался ко всем чертям, что нюхать ничего не буду, и пусть несет документ, который я и подпишу.
Видя такое мое состояние, председатель быстренько затрусил в операционную и вскоре вернулся с готовым документом, на котором я и учинил свою подпись.
Пенсия семье была назначена, а я еще долго приходил в себя при воспоминании «обнюхать труп». Вот на этом и закончилась моя миссия в этом деле. Как видите, «судмедэксперт» из меня не получился, чем я очень остался доволен.

В период моей службы в Ленкоранском погранотряде, исполняя свои обязанности по службе, я принимал меры и по своему образованию. Прежде всего, мне нужно было получить аттестат зрелости, без которого, со своим семилетним образованием, я не мог мечтать ни о каком высшем образовании. Это была моя первейшая задача. С нею я справился. Заочно сдал за 10 классов в одной из школ г. Ленкорани.

Затем в 1957 году поступил и в 1959 году окончил с отличием вечерний университет марксизма-ленинизма при одной из воинских частей Закавказского военного округа. Первые шаги по повышению самообразования были сделаны (в Батуми, а затем в Алма-Ате отец также оканчивал университеты марксизма-ленинизма каждый раз выбирая новые факультеты, прим БСН).

Теперь следовало подумать и о специальном высшем образовании. В душе я лелеял мечту получить юридическое образование, что, кстати, всячески поддерживал и мой начальник подполковник Литвинов Иван Иосифович, который видел во мне, как тогда выражались, «перспективного работника». Помогая мне в решении практических вопросов, он всегда напоминал мне об этом, не давал угаснуть моей мечте.
Работали мы с ним, как мне кажется, дружно, при полном взаимопонимании. Мне нравилось в этом человеке его честность, порядочность, постоянное проявление заботы о человеке. Ему чужды были карьеризм и стяжательство. И делал все он для народа, отбрасывая свое личное на задний план. Я твердо уверен – он был и остается настоящим коммунистом, Человеком с большой буквы. Я помнил, помню и буду помнить его как человека труда во благо народа.
Мы часто задерживались с ним на рабочих местах до глубокой ночи. И это было не принуждение какое-то с его стороны в отношении меня. Нет. Это была потребность честно и хорошо трудиться, потребность сделать то, что нам поручено, как можно лучше, как можно качественнее.
Помню один случай, когда готовился какой-то отчет в вышестоящую инстанцию. Время было уже за полночь. Смотрю, заходит ко мне Иван Иосифович и говорит
-Давай заканчивать, Коля. Надо отдохнуть, а то что-то в голове затормозилось и никак не могу связать двух событий. Одной какой-то фразы не хватает, одного предложения. Пойдем домой.
Мы начали собираться. Убрали бумаги, опечатали сейфы и кабинеты и двинулись домой. Идем, а он мне стал говорить о том, что не может он никак связать. Я слушал и предложил один из вариантов, произнося ту самую, видимо, фразу, которая у него не получалась. Он остановился, а потом воскликнул
-А ведь это идея! Все правильно. Так надо и изложить. И сделать это надо сейчас, а то до утра забудем.
Мы обратно вернулись с ним в отдел, все распечатали и приступили к работе. В общем, еще «немного» (около 2-х часов) задержались на работе и довольные собой, где-то в третьем часу ночи притопали в свои квартиры. Небольшой эпизод, но он говорит о многом.
Иван Иосифович ценил мнение своих подчиненных, прислушивался к нему. Не считал зазорным посоветоваться с нами. Всегда поощрял и поддерживал нашу инициативу, если она, конечно, была продуманной, аргументированной и от нее не «пахло» делячеством и фантастикой. Вот таким был мой начальник (об Иване Иосифовиче я кое что нашёл в интернете, прим БСН https://foto-history.livejournal.com/3025998.html )

Неожиданно одно из событий структурного плана разъединило нас. Разъединило фактически, но не духовно. Дело в том, что был расформирован Нефтегалинский погранотряд, входивший в состав Азербайджанского погранокруга. На его базе была создана отдельная погранкомендатура с подчинением Ленкоранскому погранотряду. Естественно, перестал существовать и особый отдел этого отряда, и руководитель органа остался не у дел. На этой комендатуре оставался по нашей линии один старший оперуполномоченный.
Куда девать этого начальника. Руководство особого отдела округа приняло решение направить его на мое место в Ленкорань. Это, конечно, понижение в должности, но была перспектива, о которой нас пока не информировали. Оказывается, окружное руководство планировало перевести Литвинова И.И. на вышестоящую должность, на корпус, а вместо него и пристроить вот этого бывшего начальника расформированного отдела отряда.
Мне была предложена должность старшего оперуполномоченного в Мегринский погранотряд, откуда моего предшественника переводили в Батуми, где, кстати, мы с ним через несколько лет встретимся, и он будет работать моим заместителем. Это был Алоев Сурен Георгиевич.

Собственно, особой подготовки к переезду военного человека и не требуется. У нас, как поется в песне о гражданской войне: «…были сборы недолги, от Кубани до Волги…» Так и у нас. Тем более, переезжать было и не так уж далеко поездом по железной дороге.
Жалко, конечно, было расставаться с коллективом, с которым сработались. Но так надо было. И вот после прощального стола я с семьей убыл к новому месту службы.