Повествование о пограничнике Хорогского отряда

[Мекящ]

На страже «крыши мира»: Повествование о пограничнике Хорогского отряда
Высота. Это слово определяло всё. Не просто цифры на карте или приборе, а постоянное, физическое чувство, с которым жил каждый пограничник Хогорского пограничного отряда. Воздух здесь был разреженным, холодным и невероятно прозрачным. С заставы, вмурованной в скалу, как орлиное гнездо, открывался вид, от которого захватывало дух — не то от красоты, не то от недостатка кислорода. Внизу, в звенящей синей глубине, петляла нитка Памира — река Пяндж. А за ней — уже Афганистан. Чужая, пыльная, опалённая солнцем земля, откуда могла прийти любая беда.
Он, молодой солдат срочной службы, прибывший из равнинной Беларуси, первые недели чувствовал себя чужим на этой гигантской каменной громаде. Горы не просто стояли — они давили своим молчаливым, древним величием. Но постепенно он, как и все, привык. Привык к тому, что утренний подъём — это не просто построение, а первое свидание с белоснежными пиками, розовеющими на восходе. Привык к вкусу чая, заваренного на талой ледниковой воде. Привык к тому, что звезды здесь висят так низко, что, кажется, можно достать рукой.
Их отряд был частья легендарного Среднеазиатского пограничного округа, а сами они находились в прямом подчинении не армии, а КГБ СССР — Комитета Государственной Безопасности. Это было знаком особого доверия и особой ответственности. Погоны с зелёным кантом и аббревиатура «ПВ КГБ СССР» (Пограничные Войска) говорили сами за себя. Они были не просто солдатами, они были чекистами. Первым делом на заставе ему вручили устав и зачитали присягу, где главными были слова о защите государственной безопасности.
Быт заставы был суровым, но налаженным. Каменные казармы, генератор, обеспечивающий свет, антенна, связывающая с «материком» — Большой землёй. Связь была жизнью. Каждое утро — усиленная физическая подготовка. Бег по горным тропам с полной выкладкой, когда каждый вдох обжигает лёгкие. Занятия по стрельбе, топографии, изучение уставов. Но главным был наряд. Дозор.
Выход на границу был самым серьёзным мероприятием. Проверка оружия (на их заставе чаще всего это были автоматы Калашникова и карабины СКС), снаряжения, раций. Группа уходила на несколько дней. Шли по едва заметным тропам, проложенным вдоль ущелий. Под ногами осыпался щебень, где-то внизу с рёвом неслась вода Пянджа. В бинокль часами прочёсывали каждый камень, каждое движение на том берегу. Любая пыль, поднятая машиной или караваном, фиксировалась и докладывалась на заставу.
Местные жители — памирские таджики — относились к пограничникам с уважением. Они были своими, горными людьми, и понимали тяжесть службы здесь. Иногда помогали как проводники, предупреждали о сходах селей или лавин. Языковой барьер преодолевали жестами и немногими заученными фразами. Командиры строго-настрого запрещал формы меновой торговли (обмена) с населением, но иногда старики просто приносили солдатам лепёшки или сушёные абрикосы — урюк. Это был жест человеческой солидарности в этом суровом краю.
Главным врагом была не потенциальная диверсионная группа (хотя готовы были и к ней), а сама природа. Снежные заносы зимой, которые могли отрезать заставу на недели. Лавины, сходящие со склонов с грохотом, похожим на артобстрел. Внезапные горные реки, выходящие из берегов от таяния ледников. Солнечная радиация, от которой даже загорелая кода сходила пластами.
Но был и досуг. Короткие часы отдыха. Письма из дома, которые приходили с огромным опозданием и зачитывались до дыр. Библиотека, составленная из книг, оставленных (зованные). Игра в домино или шахматы. Самодеятельность — кто-то на гитаре играл, напевая песни Высоцкого или «Катюшу» с особым, памирским эхом.
Особое состояние было весной, когда склоны гор начинали покрываться невероятно нежным, хрупким ковром альпийских цветов — эдельвейсов. Казалось невероятным, что среди этого камня и вечного холода может рождаться такая красота. Многие pressed эти цветы в письмах домой, как главный сувенир с «крыши мира».
Они редко вели огонь на поражение. Их сила была в предупреждении. В неусыпном наблюдении. В знании, что за их спиной — огромная страна, которую они охраняют на самом её труднодоступном рубеже. Они были глазами и ушами Родины здесь, в этих горах.
И когда через несколько лет службы, уже повзрослевший и возмужавший, он спускался с заставы вниз, в Хорог, чтобы отправиться домой, он обернулся и в последний раз посмотрел на свои горы. Они провожали его молчаливым белым безмолвием. Он увозил с собой не только дембельский альбом и тельняшку, но и чувство выполненного долга, и навсегда вписанную в сердце суровую, величавую красоту Памира. Он был пограничником. Чекистом. Солдатом с «крыши мира». И это навсегда определяло его жизнь.